– Я же сказал: скоро принесут паланкин, – промолвил Хёск, опустив ткань до бровей. – Давай подождём внутри.

Оттолкнувшись от статуи, Малика направилась к центру площади. Ветер бил в живот, в спину, поднимал края чаруш вместе с цепью и кулоном, опутывал ноги подолом платья. В глаза впивались мельчайшие песчинки.

– Это безумие, шабира! – прозвучал сзади голос Хёска. – Идём в храм.

Она обернулась:

– Где твой дом?

– Я живу под кровлей Бога.

Всё верно. Иштар говорил, что у жрецов, как и у воинов, нет собственности. Малика стиснула в кулаке концы накидки, не позволяя ветру сорвать её с лица:

– Где живёт твоя дочь?

– Отсюда в трёх кварталах.

– Я хочу с ней познакомиться. – Прищурившись, Малика посмотрела вокруг себя. – В какую сторону идти?

Вновь устремила взгляд на Хёска. Ровная спина, развёрнутые плечи, руки по швам, поднятый подбородок – его словно вдавили в стену храма рядом с изваяниями воинов. Только стена находилась далеко от жреца, и он не воин, а обычный человек, остолбеневший от страха. Какая тайна вынудила Хёска потерять самообладание и превратиться в камень?

Малика резким жестом, не терпящим возражений, приказала конвоирам отойти. Ей надо было, чтобы ветер заглушал её голос и не позволял словам долетать до чужих ушей. Конвоиры отошли на почтительное расстояние.

– Ну что же ты стоишь, жрец? – промолвила Малика. – Покажи, где прячешь свою дочь. Я хочу спасти тебе жизнь, но я должна знать, чью жизнь я спасаю.

Помедлив, приблизилась к Хёску вплотную и встала спиной к безжалостному потоку воздуха, пропитанному песком и пылью. Две фигуры – крепкая и хрупкая – слились в мутном мареве: подол платья шабиры облепил ноги Хёска, края чаруш прильнули к его шее и лицу, закрытому рубчатой тканью.

– Ты обманул меня, верховный жрец, – произнесла Малика и глубоко вздохнула.

Ей удалось избавиться от видений. В далёком прошлом строительство храма сопровождалось трагическими случаями: травмами и смертями рабов. Если бы ночное хождение Малики по лестнице не удалось – сейчас она бы слышала крики и видела изуродованных людей. Их не было, однако появилось нечто иное – Малика чувствовала себя одним целым со стихией и упивалась её мощью. Телом оставалась хрупкой, но сущность, которую подселил в неё древний жрец, наслаждалась бурей и расправляла крылья.

– Ты обманул шабиру, Хёск, – промолвила Малика, испытывая желание раскинуть руки и закружиться. – Но ты не учёл, что я жрица от Бога. После каждого удара я прозреваю. Ни тебе, ни Иштару уже не удастся меня обмануть. Ты нашёл моё слабое место, Хёск, вынудил меня оголить потаённые чувства, о которых никто не должен был знать.