– Старовата для кубары. Это во-первых. Во-вторых, у хазира ещё нет кубарата. Он отказывает себе в удовольствиях, а я догадываюсь о причине. В-третьих, кубар ему подарят важные и влиятельные люди. Это их дочери и дочери их братьев. Возможно, из них хазир выберет себе жену. Потом подношения прекратятся, и он даст мне команду подобрать ему девушек. Когда это случится – не знаю: через месяц или через год. Всё будет зависеть от щедрости дарителей и от прелестей кубар.

Малика провела ладонью по лицу:

– Я уеду, а она? Так и будет жить во дворце?

Фейхель хохотнула:

– Под одной крышей с хазиром? Такая честь выпадает любимицам судьбы. Твоя художница к ним не относится. Её либо выставят на улицу, либо отправят в посольство какой-нибудь страны. У нас нет дипломатических отношений с Тезаром. И с Грасс-дэ-мором нет.

– Ты можешь взять её служанкой?

– Есть дворцовые правила, которые я ни за что не нарушу.

Малика уронила голову на грудь:

– И что мне делать?

– Останься.

– Не могу.

Поправив плед на коленях, Фейхель надсадно вздохнула:

– Сходи к Самааш. Это моя младшая дочь. Её мужа зовут Марош. Он важный человек. Воины должны знать, где находится его дом. Самааш приютит Галисию как гостью – это разрешено законом. А когда твоя художница одумается, мы постараемся отправить её на родину.

– А здесь она кто? Разве не гостья?

– Твоя гостья. У служанок не бывает гостей.

– А у тебя? Ты ведь не служанка.

– Я никогда не пойду против хазира. – Фейхель указала на столик. – В ящичке бумага и ручка. Подай мне, я напишу письмо.

Пока старуха писала, Малика расспрашивала её о дочери. Саизель отдали в храм Джурии в трёхлетнем возрасте, а Самааш прожила рядом с мамой до пятнадцати лет. Старуха помнила её разбитые коленки и непослушный завиток на затылке, ноготь, вросший в палец на ноге, и шрам от занозы на ягодице. Однако тысячи кубар, прошедших перед глазами матери-хранительницы, стёрли из её памяти лицо дочери.

– Тебе не всё равно, как она выглядит? – улыбнулась Фейхель, поставив на листе точку.

– А тебе всё равно?