Малика кивнула, хотя её удивила чуткость Галисии.
– Щебетуха, – проворчала Фейхель, но в голосе проскользнули тёплые нотки. – Мужчины не любят, когда женщины говорят. Может, поэтому Иштар передумал на ней жениться?
– Голос женщины его не пугает.
– Я не говорила, что он чего-то боится. Если мужчина будет слушать женщину, он перестанет слышать Бога.
– Это Бог посоветовал Марошу избивать твою дочь?
– Может, Богу понадобилась душа нерождённого ребёнка. Мы же этого не знаем.
– Тогда я правильно сделала, что от него отвернулась, – ответила Малика и заметила, как Самааш изменилась в лице.
Фейхель не успела ответить: пришла Галисия. Умостившись в ногах Самааш, принялась рисовать бабочек с человеческими тельцами, цветы с пухленькими губками, птиц с потешными глазками.
– У меня ничего нет, – проговорила она, ловко орудуя цветными карандашами, – а мне хочется сделать твоей дочке подарок. Я сошью листы, и получится детская книжка.
Ближе к вечеру Малика и Галисия попрощались с женщинами и последовали за служанкой. Малика потирала грудь, физически ощущая тесноту и отсутствие воздуха. Коридор будто уменьшился в размерах: стены сдвинулись, потолок опустился, окна сжались, и с вентиляцией какие-то неполадки. Раньше Малика думала, что человека может душить злость или зависть. Оказывается, не только. Дыхание сдавливало от решения оградиться от чужих проблем.
– Теперь и у меня появилась подруга-неудачница, – проговорила Галисия. – Но мне не стало легче. Я бы сказала: мне стало хуже. Радоваться чужому горю способен только мой отец. Теперь я верю, что фотография забирает частичку души. У отца десятки альбомов с его снимками. Вся его душа там. А если альбомы сгорят, душа вернётся?
– Не знаю, Галисия. Сомневаюсь.
– Эта злая старуха не фотографируется, но у неё тоже нет души.
– Фейхель не злая. Она не знает, как вести себя по-другому.
– Она так запросто говорила о естественном отборе, словно разговор шёл не о дочери, а о какой-то крольчихе. В природе выживает сильнейший. Всё верно. Но мы люди. Мы не можем уподобляться животным, – проговорила Галисия и вдруг резко сменила тему: – Через два дня новый год. Даже как-то странно: в Тезаре весна, а здесь вечная жара. Для меня новый год – это снег, мороз, запах хлопушек и конфетти в волосах. И как его к Ракшаде привязать?
– В новый год самая тихая ночь. Она так и называется: ночь Лунной Тишины.
– Самая-самая тихая?
– Не знаю.
Галисия схватила Малику за руку и замедлила шаг:
– Давай проверим вместе. Или ты встречаешь новый год с Иштаром?