– К-как?

– Простите, оговорился. Крови там ничтожно мало. В основном – соединения железа.

– Соединения? Железа?

– Да. Причем в жидком, что странно, состоянии. Какие-то сложные, непонятные…

Теперь недоумевали оба доктора и Александр за компанию. Кстати он как раз – меньше всех.

– Соединения железа в жидком виде? Это они выходят?

– С научной точки зрения сие невозможно, – вздохнул Мирон Яковлевич. – Но – да. Похоже на то…

– Больная должна быть уже мертва, – отреза Натан Самуилович. – Это вообще чертовщина какая-то!

– Это – не чертовщина – Александр сориентировался первым, показывая на распятие, которое висело над кроватью. Увесистое такое, сделанное из освященного серебра, украшенное драгоценными камнями, сапфирами и рубинами.

Действительно, колье сияло незамутненным серебром, камни не светились, оставались тусклыми… как драгоценные камни, конечно, но – обычными. Глубокими, темными.

Если бы происходило нечто… богопротивное…

Александр не знал, как именно заговаривали эти распятия. Не знал, что с ними делают святоши. Но если бы Маша была проклята. Или поучаствовала в "черных" ритуалах – распятие начало бы светиться.

И погасить его было невозможно.

Обмануть, подделать реакцию, убрать ее…

В таком случае срочно вызывали специалистов из храма, а дальше уж по обстоятельствам. А сейчас как?

Нет, не понять…

– Никакой магии не отмечено?

Оба доктора плотоядно уставились на Благовещенского. Тот поднял руки вверх, показывая, что сдастся сам.

– Готов пройти любые испытания и анализы, но я ничего не делал. Слово чести.

Взгляды притухли. Не до конца, вдруг да сделал что-то? Просто не осознал, что именно сделал? Бывает же такое?