— Почему?! — Псаки вас задери. — Почему я не могу сказать дяде?!
Гэворила. Ты-уже-говорила.
— Если дядя узнает…
К вопросам о Море я была не готова и Нике… мой провал, мой просчёт, но глупо не воспользоваться шансом, который плывёт прямо в руки.
— Грань им на голову, а не тропы, — фыркнула я коротко. В этом с горцами я была солидарна — Императору верить было нельзя, его милость часто оказывалась гораздо опаснее императорского гнева. Но псы получили приказ и будут — рыть, рыть, рыть, до последнего, а мы получаем головную боль и очаг постоянной нестабильности под боком. Горцы и так никогда не были спокойными и беспроблемными.
Я тщательно сверялась с трактатом — ещё раз перечитала мелкие сноски, симптоматику и вероятный расчетный эффект. Вроде учла всё. Аккуратно заправила листы второй брошюры про «Шаманизм и горские верования» под переплёт, чтобы точно не выпало, пролистала страницы — достаточно ли я начиркала, обводя самые важные фразы.
— Трижды… трижды… трижды… это последняя попытка… Кастус не справился… не справился… не справился… Род уничтожен… не оправдал доверие… нельзя… нельзя… нельзя…
Сбоку из кустов, загомонив, вспорхнула стайка вспугнутых птиц. Они возмущенно кружили над охраной и лошадьми, которые потревожили их.
— Считаешь, — констатировал дядя. — В шахтах ты была до праздника Урожая, а с дознавателями ты встретилась только на школьном Турнире…
Псакова гребаная политика, эти игры, это вранье. Я устала крутиться и врать, врать, врать. У нас дядя — Старший, он и должен нести ответственность. Если они сняли запрет для дознавателей — пусть снимут для дяди. Я расскажу ему всё.
— Рассказать Акселю? — шепотом добавила я. Ведь можно же сказать Акселю.
Можно считать, что мы — уже умерли.
Храни, Великий!
Слуги работают на совесть — я могла подтвердить это лично, пробороздив по полу — силы дядя не пожалел. Щека онемела мгновенно и вспыхнула пульсирующей болью. Боль — это хорошо, боль возвращает ясность.
Дядя — умный, дядя — найдет выход, дядя — спасет Блау. А я… я буду стоять плечом к плечу.
Осталось спрятать лишний яд и что-то сделать с пестиком — на дереве остались отчетливые следы моих зубов.
— Первая попытка…, — прошелестело в ответ, и призрачная фигура над алтарь слегка потухла, заколыхавшись.
— Говорила…, — прошелестело эхо. — Он знал! И не справился…, — опять повторило эхо.
Трактат вместе с пузырьком яда доставили в кабинет через пять мгновений. Книжку листали все, внимательно изучив мои пометки — расчеты я делала здесь же. «Шаманизм и горские верования» тоже прошлись по рукам, не зря же я подчеркивала главные мысли — горцы часто спускаются в шахты к скорпиксам, они верят, что таким образом сознание получает доступ к массиву информации, который скрыт пеленой мира. Выживают двое из десяти, и те, кто выжил, могут носить гордое звание — шамана дикарей. Восхитительный сплав из дремучих предрассудков.