Люцифиано же сейчас был сильно раздражен, и хотя тщательно это скрывал, похоже, наружу все же прилично просачивалось. И дело было уже не только в вынужденной задержке. Даниэль не понимал, что происходит. Ведь после краткого отчета о пропаже важных заключенных (о, ужас и кто бы это мог сделать?) и прибытия в тюрьму для расследования их… просто не пустили!

Да, извинились, да, оценили татуировку на предплечье. Но, не пустили, сославшись на отсутствие «особого» разрешения. Причем, комендант тюрьмы удивился их появлению, похоже, ожидая кого-то другого, и довольно сильно занервничал, хотя и постарался скрыть это. Но, тем не менее, не соглашался, даже после откровенных намеков на возможные проблемы, и Даниэль вместе с местными дознавателями был вынужден вернуться в здание службы. Когда же Люцифиано уточнил у чиновника, который и задержал его в городе, а как он, вообще, узнал о происшествии, то оказалось, что для главы Службы из тюрьмы принесли письмо и Фурос, встревоженный слухами, распространившимися по городу, вскрыл его на свой страх и риск. Немного натянутое объяснение и, похоже, секретарь явно не договаривал, но большего из него выдавить не удалось. Собственно, Люцифиано, уже мог с чистой совестью сказать, что в его присутствии нет необходимости и спокойно уйти, раз расследования не вышло, если бы, не одно но — неестественность происходящего и привычка доводить взятые на себя дела до конца.

— Так когда, уважаемый Фурос, вернется господин Крамен?

В предыдущий раз, на этот вопрос Даниэль получил крайне размытый ответ, но сейчас, похоже, все-таки дожатый до конца чиновник не выдержал и произнес:

— Не знаю, он сказал, что будет отсутствовать один день, а прошло пять.

— И как часто он так уходил? Да хватит уже мяться, как девушка на выданье. Я все понимаю, но сейчас он вас крепко подставил, сам знаешь. И последствия будут очень серьезными!

— …

— Ну… я могу спокойно уйти и не писать отчет в столицу…

— …Часто. Он… никогда не говорил куда, но всегда возвращался.

— А зачем приезжали ваши коллеги?

— Я… тоже не знаю. У нас расспрашивать же не принято, а они ничего не говорили. Да и общались только с главой.

Тем временем, Даниэль заметил у толстяка робкую попытку что-то сказать и, вонзив в него свой взгляд, спросил:

— Господин Лозенче, я, кстати, вижу, что вы знаете чуть больше, так что слушаю!

Пот, практически градом полился с лица толстяка, который помявшись, наконец, выдавил:

— Господин Крамен вернулся тем же вечером, был здесь почти всю ночь, а на следующее утро ушел.

Фурос с изумлением уставился на своего коллегу: