О том, что метрах в тридцати отсюда есть удобный спуск, я вспомнила, когда оказалась рядом с человеком. Как только ноги себе не переломала, скатившись с обрыва…

Фонарь пришлось выключить и убрать в карман, чтобы не уронить, сползая практически на попе, и теперь он больно бил по бедру. Да и куртка, на которую собрала дождевые капли со всех встречных кустов, стала почти неподъемной. Хорошо хоть сапоги не потеряла.

Он лежал навзничь, неловко подвернув под спину левую руку, отчего она казалась сломанной. А может, действительно сломана, так сразу и не поймешь.

От быстрого ли спуска или просто от страха я долго бестолково хватала его то за запястье, то за шею, пытаясь понять, есть у него пульс или нет. Тот факт, что без пульса он вряд ли шевелился бы, мне сразу в голову почему-то не пришел.

Фонарь из кармана пришлось почти выдирать, естественно, он там застрял, и свет получился хоть и ярким, но дерганным. И все же смогла рассмотреть, что у найденыша чуть дрожат ресницы, да и головой он дернул, когда я от нервов и уже замерзших пальцев уронила фонарик ему на переносицу.

- Эй! Вы живы?

Ответить он не пожелал.

Я же тем временем попыталась взять себя в руки. Так, ну, мужик. Ну, валяется в кустах, эка невидаль! Помнится, у нас лет семь назад рядом с корпусом института открыли разливуху, так по окрестностям этого добра можно было до десятка ежедневно насобирать.

Но от моего неподвижного визави спиртным не пахло, я специально наклонилась и тщательно принюхалась. Едва ощутимый запах туалетной воды – очень приятный, кстати, - но сивухой не тянуло. Да и где бы он тут, посреди леса, нажраться мог? С собой принес, чтобы в заповеднике упиться до беспамятства? Если это так, то он суицидник с претензией на оригинальность.

Оглянулась по сторонам. Сколько хватало взгляда, та же картина унылой осенней ночи, тишина гробовая. Ни движения, ни звука двигателя. А ведь он сюда как-то попал… Темнота сразу показалась угрожающей, любой шорох воспринимался, как опасный, и от этого ощущения у меня, кажется, даже брови дыбом встали. Шикнув на некстати разгулявшееся воображение, я снова посмотрела в лицо мужчины.

Видимых ранений нет, голова, вроде, цела. Если только внутренние повреждения, так я их без спецоборудования не определю.

На бомжа или местного забулдыгу не тянет. Мало того, что пахнет хорошо, так и одет явно не в обноски. Посветила на его ноги – обут в туфли, что для прогулки по лесу, как минимум, странно. Цвет его пальто в таком состоянии не поймешь, вроде, темно-бежевое, судя по текстуре ткани, которую я вполне прощупала, пока лезла ему за пазуху в попытке добраться до груди и послушать, бьется ли сердце, недешевое. Во что он там ещё одет помимо пальто и рубашки, которую я тоже расстегнула, не знаю, темно, да и не до того было, но сердце у него все-таки билось. Если сравнивать с теми, с кем я обычно работаю, очень медленно, что поначалу напугало. Потом вспомнила, что для людей это нормально, и немного успокоилась.