— И что, ты предлагаешь лечь и умереть? Я не для этого шёл сюда!

— А для чего?

Неуместный вопрос поставил его в тупик.

— Ты знаешь. Чтобы спасти людей.

— Чужих. О которых у тебя никакого представления.

— Это лучше, чем губить, — с негодованием бросил Мей, имея в виду прошлое самого Кнеши. — Пусть даже чужих, о которых никакого представления. Дар дан мне зачем-то, и я не собираюсь сдаваться.

— Правда? — Кнеша скользнул вниз, увлекая его за собой. Руки у него дрожали, и пальцы не гнулись. Мей попытался поднять его, но не сумел. Разозлившись до предела, он размахнулся и дал ему оплеуху — не то чтобы сильно, но довольно ощутимо. А потом опустился рядом, вдруг осознав, что против ветра идти нет смысла. Не лучше ли прилечь и уснуть. Уснуть, уснуть... Снег пушистый, как покрывало — может быть, под ним даже тепло...

— Нет!..

Он, как мог, сопротивлялся губительной дремоте, однако силы покидали его. А метель кружила всё свирепее, и тьма сгущалась под чужим небом. Мей бессознательно вцепился в Кнешу — просто как во что-то живое и тёплое — и тяжело повалился в снег. Всё так и есть, Кнеша открыл ему правду. Как всегда — ту правду, в которой он сам себе не признавался.

Никаких надежд и благородных намерений на самом деле нет. Он пришёл сюда, чтобы умереть. Он устал, одинок и давно не видит смысла в том, что делает. Чудо перестало быть для него чудом, красота — красотой. Только холод и мрак остались.

Теряя сознание, Мей успел увидеть какую-то длинную, тонкую иглу, вонзившуюся Кнеше в шею пониже уха. А потом он издал невнятный хрип и упал рядом.

* * *

— Нагрей ещё воды, Галка.

Грохот железной посудины, громкий плеск, звук шагов... Мей понял, что снова чувствует собственное тело, приоткрыл глаза и чуть не ослеп — свет показался ему невыносимым. Однако неприятное ощущение тут же сменилось полным блаженством — было тепло, точно в пуховой перине или в объятиях матери.

Хотя, конечно, лежал он не на перине, а просто на скамье, покрытой звериной шкурой. В ногах у него сидел пожилой, но не старый ещё мужчина со скуластым печальным лицом, одетый как какой-нибудь охотник или дровосек — в толстые штаны, сапоги и короткую куртку мехом наружу. Ничего примечательного не было в его внешности, кроме глаз: Мей даже в радужке Нери не видел такого чистого зелёного отлива. Возле скамьи на корточках примостилась сухая, как жердь, черноволосая женщина трудно определимого возраста. Уставившись в бревёнчатую стену, она монотонно помешивала какое-то варево в бадье; от него поднимался пахучий травяной пар.

Кнеша нигде не наблюдался.