«Неужто, действительно, только в этом — вся разница?»

После схватки с хаффрубом на площади Фрэнлина эти слова не давали данталли покоя. Той ночью у него не было времени допрашивать своего врага, он спешил на помощь Аэлин. Но как бы демон-кукольник повел себя, располагай он нужными запасами времени? Стал бы пытать хаффруба? Смог бы? А ведь даже при своем резком неприятии самой идеи использования пыток, он, к собственному ужасу, понимал, что смог бы.

Все годы своего пребывания в Малагории Мальстен был не в состоянии находиться поблизости, когда Бэстифару попадал в руки кто-то для допроса, не мог видеть, как аркал пытает своих жертв. Мучения, к которым прибегал Красный Культ, выуживая информацию из данталли, и то, что делал Бэстифар — для Мальстена в этом почти не было различий, и беглый анкордский кукловод всегда старался уйти от этого зрелища, кроме случая с Грэгом Дэвери.

Данталли считал себя неспособным на жестокость, присущую Бэстифару, однако в ночь схватки с хаффрубом, он впервые осознал, с какой легкостью может убить. Без колебаний, без промедлений лишить жизни человека или иного. Это ли — не жестокость, которую он так отрицал? А ведь сейчас с каждой минутой Мальстен все отчетливее признавал ее наличие и начинал всерьез опасаться той неизвестности, что открывала ему собственная сущность. Если бы не сопутствующие столь неприятным открытиям моральные угрызения, о которых упоминал аггрефьер, Бенедикта Колера, объявившего анкордского кукловода страшнейшим из монстров, можно было бы считать правым…

На фоне развернувшихся размышлений, Мальстен вновь и вновь задавал себе вопрос, почему сбежал из Обители Солнца на самом деле, но не находил ответа. В глубине души он был убежден, что так отчаянно, так трусливо сбежать, оставив при этом на волю богов двух своих близких друзей, между которыми царила непримиримая вражда, он мог только от самого себя. При каждом возвращении к этой мысли все сильнее становилось желание поскорее прибыть в Грат и вызволить Грэга из плена, если тот еще жив. Встречаться при том лицом к лицу с Бэстифаром — пусть эта встреча и была неизбежна — Мальстену решительно не хотелось, и тут дело было даже не в страхе признания их с малагорским царем схожести: он попросту не представлял себе, как посмотрит другу в глаза после своего бегства. Данталли понимал, как аркал воспринял этот побег — после всего, что Бэс сделал для беглого кукловода, он счел этот поступок предательством, и, по сути, имел на то полное право. Бэстифар, наверняка, решил, что, покинув Малагорию, Мальстен выбрал сторону плененного охотника и пожелал своему покровителю смерти, что было в корне неверно: в этом противостоянии данталли так и не сумел принять ничью сторону, он был не в силах пожелать смерти ни одному из своих враждующих между собой друзей.