Киллиан наблюдал за процессом молча. Рассеченная щека и укушенное правое предплечье сильно кровоточили, ушибленная спина ныла, грудь болела, а в легких что-то словно периодически перекатывалось. Вдыхать было больно. При очередном глубоком вдохе приступ кашля сотряс тело молодого человека, заставив его зарыться лицом в мокрую траву. Он уже с трудом мог различить, от чего его колотит дрожь: от болезненного озноба, от осеннего холода или от шока. Пожалуй, от всего вместе. Дышать становилось тяжело, будто на грудь опустили наковальню, а горло сдавила чья-то стальная хватка…

«Нельзя так оставаться», — прозвучало где-то в уголке его сознания. — «Нужно встать. Нужно просушить одежду, нужно…»

Мысль не сумела завершиться, погрязнув где-то в чернильной темноте этой ночи.

— Киллиан? — прозвучало где-то неподалеку. С этим обращением вернулась и боль, которая на некоторое время, казалось, отступила. Сконцентрировалась она главным образом в левой щеке, правом предплечье и груди. Спина ныла уже заметно меньше.

Харт попытался что-то сказать, но сумел выдавить из себя лишь тихое мычание.

— Киллиан, — на этот раз Бенедикт заговорил строже. — Пришел в себя?

«Пришел в себя? Я терял сознание?» — подумал Киллиан, но вслух этого вопроса решил не задавать: очевидно ведь, что терял, раз Колер это спрашивает. К тому же он успел заметить, что дождь уже не барабанит по его лицу или затылку, хотя шум его в листве — немного поутихший — все еще слышится вокруг. Похоже, Бенедикт успел перетащить его под навес.

— Угу, — сумел промычать Киллиан, понимая, что наставник все еще ждет от него ответа.

— Хорошо, — выдохнул Бенедикт. — Тебе здорово досталось. Руку я тебе перевязал. Щеку тоже смог кое-как заштопать. Правда, шрам, боюсь, останется, но, знаешь, я успел убедиться, что мужчинам такие отметины только прибавляют популярности у дам. Пожалуй, этого так не хватало во мне когда-то Адланне…

Колер нервно усмехнулся. Ученик прикрыл глаза, не сумев отреагировать на это замечание. На него все еще чугунной тяжестью давила усталость, тело казалось непомерно тяжелым и едва ли могло шевелиться.

— Долго…я… — попытался спросить он, но тут же остановился, нахмурившись от боли в щеке и постаравшись удержать свое лицо от дальнейших движений.

— Пару часов. Повезло, что ты был без сознания, пока я работал, иначе дергался бы.

— А вы… как? — заставил себя произнести Харт, хотя глаза у него закрывались.

— Пара царапин, ничего серьезного, — отмахнулся Бенедикт. — Мне досталось явно меньше. И настойки лекарственной я не лишился, так что…