Дверь закрывается, и мы остаемся одни.
Он прислоняется к двери.
— Адам, — говорит, — как дела?
— Устал, — отвечаю.Какой сегодня день?
В отчаянии, рассержен, напуган. —— Вторник, — говорит он. Я только хлопаю глазами в ответ. Поняв, что это мне ничего не говорит, он добавляет: — Тринадцатое. Февраля.
Двенадцатое, день, когда застрелили его помощника-мотоциклиста, кажется, было год назад. Число Савла вновь бросается мне в глаза. 1622029. Осталось три дня. Его предсмертная боль настолько невыносима, что меня бросает в жар. Чудовищная, мучительная агония. Я снова чувствую себя беспомощным и задыхаюсь.
— Выпустите меня отсюда, — говорю. — Я хочу вернуться к Саре, к Мии. Зачем вы увели меня от них? Зачем я здесь? Не понимаю.
Он загадочно улыбается:
— Для этого ты и оказался здесь, Адам. Чтобы понять — и помочь нам понять твой дар. Нам нужна твоя помощь. нужна твоя помощь.
МнеОн подходит к матрацу и присаживается рядом со мной. Мне неприятно находиться так близко от него. Начинаю ерзать.
— Я не хочу помогать, если это означает, что я буду выбирать, кого можно оставить подыхать, как собаку, а кого нет, — говорю. — Я так не могу. Это неправильно.
— У тебя очень упрощенное представление о том, что правильно и что неправильно, Адам. Жизнь не черно-белая. Она полна трудных решений. Бывает так, что любой выбор — «неправильный». В этом случае приходится из двух зол выбирать меньшее.
— Нет.
Он качает головой:
— Ты еще так молод. Сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Улыбка исчезает с его лица.
— Я уже и не помню, как это — когда тебе восемнадцать.