— …А спасти город мог только один человек. Достаточно богатый, влиятельный, знатный и популярный…
— Положите кинжал! — отчеканил нос-крючком. — И вам не причинят вреда. Если вы согласитесь сыграть свою роль до конца, вас даже не будут бить или пытать. Даю слово.
— …Таким образом на роль спасителя, — Орди не мог остановиться. Он чувствовал, как в нём вскипает лихая бесшабашная ярость. Впервые в жизни юноше хотелось накинуться на человека с кинжалом. — …о, нет, верней, спасительницы, подходит только один человек. Герцогиня Ванда Ми… Как её там?..
— Да-да, — устало отмахнулся нос. — Прекратите заговаривать мне зубы. Герцогиня, разумеется, настоятельно просила взять вас живым, дабы вы приняли участие в показательном процессе, но лично мне это не кажется обязательным. С мёртвыми как-то, знаете, проще…
Теперь хлопки донеслись со стороны кареты, и это были очень медленные и ироничные хлопки. Хлопки, которые словно говорили: «Ты попался со всеми потрохами».
— Спасибо, генерал, — прозвучал голос Вильфранда. — Я знал, что вы не подведёте.
И в следующее мгновение карета взорвалась вихрем мелких щепок.
Неизвестный сопровождающий Вильфранда не разломал карету, вовсе нет: он сорвал её с себя, как прогнившую рубаху. Орди пригнулся и, прикрывая голову, рванул во тьму. За его спиной раздавались выстрелы, глухие удары, топот, лязг металла и крики.
Внезапно резко заболели рёбра, а в голове вспыхнуло солнце: молодой человек в темноте сходу налетел на кирпичную стену и отскочил от неё, как мяч.
Он сидел на земле, приходя в себя, и смотрел в круг света.
Среди криков всё меньше слышалось лихих команд и всё больше воплей боли. Гром ружей и хлопки пистолетов стихли: видимо, все уже успели отстреляться, а на перезарядку не было времени — и потому пришлось пустить в ход шпаги. Но, похоже, они не особенно помогали.
Удивительно, но освещённое место было совершенно пустым: всё сражение велось в темноте, и из-за этого возникало ощущение нереальности.
Орди таращился во тьму, как зачарованный, пока не вздрогнул: на освещённый кусок брусчатки приземлилось нечто огромное, серое, утыканное странными железками, одетое в лохмотья и сжимающее в огромной распухшей ладони хрипящего усача в тёмно-зелёном гвардейском мундире. Посреди отполированной кирасы зияла огромная вмятина, лицо и ладони несчастного покрывала кровь, а шлем слетел, и белый парик с буклями висел на честном слове.
Зарычав, существо взмахнуло драгуном, судя по лязгу металла и воплю, успешно, — и совершило ещё один прыжок, скрываясь из поля зрения.