За те семь лет, которые прошли с тех пор, как он посетил свою бабушку и пропотел до изнеможения в ее коптильне, Билли превратился в красивого молодого человека. В его глазах сквозила осторожность — щит, ограждающий от слухов, порой долетавших до него в коридорах средней школы файетского округа. О нем они могли говорить все что угодно — его это не волновало, но когда он слышал что-нибудь о Рамоне или Ребекке Фейрмаунтейн, то немедленно набрасывался на обидчика. Однако он не был подлым и презирал подлые приемы, которые использовали в драках другие ребята, выросшие точными копиями своих отцов; удары ниже пояса и по глазам были обычным делом, в результате чего Билли часто оказывался в кругу кричащих подростков, и его глаз налетал на чью-то коленку. Близких друзей у юноши не было, хотя, мечтая о популярности, он ездил субботними ночами в Файет в компании общительных ребят, которые, казалось, жаждали одного — веселиться. Билли понадобилось много времени, чтобы уяснить тот факт, что люди его боятся. Он видел это в глазах одноклассников, понимал это, когда при его появлении прерывался разговор. Он отличался от других — хватало уже того, что он был темнокожим, — и с момента прибытия в среднюю школу оказался в изоляции. Его осторожность удвоилась, защищая самоуважение и сохранившуюся детскую способность удивляться окружающему миру.

Читал он много — истрепанные романы в твердых и мягких обложках, которые иногда находил в лавке при гараже. Несколько недель назад он наткнулся на настоящую находку: ящик старых выпусков «Нэйшнл джиогрэфикс», принесенных кем-то из подпола. Путешествия — через леса по заброшенным железнодорожным путям и старым полузаросшим дорогам — уводили Билли все дальше и дальше от дома; часто, когда позволяла погода, он уносил одеяло в лес и ночевал там, прислушиваясь к таинственным звукам, нарушающим ночную тишину. На бархатном черном небе можно было увидеть сотни падающих звезд, а иногда тусклые проблесковые огни самолета, летящего в Бирмингем. Днем Билли наслаждался солнечным светом и мог не хуже любого охотника выследить оленей, иногда подходя к ним почти вплотную, прежде чем они замечали его присутствие.

Любопытство толкало его вперед, заставляя сделать еще один шаг, дойти до следующего поворота или подняться на следующий холм; мир звал и тянул Билли прочь из Готорна и из дома, где его дожидались молчаливая мать и хмурый отец.

— Вот, — произнес Гренгер и положил упаковку гвоздей на прилавок рядом с другими покупками — хлебом, беконом, сахаром, молоком и мукой, — которые сделал Билли. Джон задолжал Гренгеру кучу денег и в последнее время посылал за покупками сына; Гренгер знал, что Крикморы едва сводят концы с концами и что эти кровельные гвозди пойдут на то, чтобы лачуга, которую они называют домом, продержалась еще одно жаркое лето. В последний раз, когда Гренгер сказал, что решил закрыть им кредит, это было в конце зимы, Билли стал работать у него после уроков бесплатно; сейчас он работал на бензозаправочной станции, отрабатывая бензин и машинное масло для старенького отцовского «олдса».