– Русские – это passé[14], – объяснял Пибоди, даря Амосу сундук, полный нарядов. – Les vetements[15].

Старик разжал пальцы, и сундук грохнулся наземь, подняв в воздух облачко пыли.

– Подумать только, Амос, все это время ты спал на своем будущем. Эту одежду я привез из последнего моего путешествия в Европу. – Поскольку Амос и Эвангелина явно ничего не понимали, Пибоди пояснил, поправив на шее видавший виды цветастый шейный платок. – Франция, дети мои. La France. Вершина цивилизации, столица моды и искусств.

Амос немного заартачился, когда увидел сундук, до краев набитый белоснежной одеждой, обшитой кружевами и оборочками, но Пибоди, откашлявшись, произнес:

– Перемены трудно принять, но или трудности, или déshabillé[16]. Я понимаю, что быть дикарем тебе не по душе. – Пибоди набросил Эвангелине на плечи плащ-накидку, прикрывая ее объемистый живот, и пробормотал себе под нос: – Побольше скрыть, побольше скрыть… По-французски… Как там по-французски? Сопровождать леди в интересном положении…

Просторный наряд представительницы французской богемы скрывал выпирающий живот, когда Эвангелина сидела, а сидела она большую часть времени. Если бы не внезапные приступы боли и тошноты, молодая женщина в полной мере наслаждалась бы переменами, связанными с изменением своего амплуа. Беременность оказалась не столь неприятным делом, как ей представлялось.

Пибоди разглагольствовал об аристократических нарядах и тщательно уложенных волосах, париках и пудрах.

– Вши! – Он хихикнул. – Здесь полным-полно вшей!

Эвангелина не пожалела труда, чтобы завить волосы Амоса в крупные букли, так как Пибоди заявил, что это соответствует моде. Каждый вечер она тонкой деревянной расческой разделяла его волосы на пряди, а затем завивала их в букли, которые связывала для придания формы полосками материи. Расчесывая Амосу волосы, она упражнялась в акценте, надувая свои губки. К концу этой процедуры ее лицо выражало крайнюю усталость, а Амос напоминал одуванчик. Хотя вначале все это несколько смущало молодого человека, неделю спустя Эвангелина заметила, что ее любимый с нетерпением ожидает тех спокойных и приятных минут, когда она расчесывает ему волосы. Она сидела на сундуке, а он, скрестив ноги, на полу, отдавая себя ее заботам. Эвангелина видела, что дыхание его замедляется с каждый движением расчески. Хорошо, когда есть возможность заботиться о другом человеке.

При первом же осмотре Амоса и Эвангелины в полном облачении Пибоди остался очень доволен.