Светлый фон

Очень долго ничего не происходило. Степану казалось, что целую вечность. И звезды с черного неба смотрели на него насмешливо. Во что ты ввязался, человечек? С какими силами собрался бороться?

Очень долго ничего не происходило. Степану казалось, что целую вечность. И звезды с черного неба смотрели на него насмешливо. Во что ты ввязался, человечек? С какими силами собрался бороться?

Наверное, он задремал, потому что от громкого детского крика испуганно вскинулся и едва не свалился с ног. Зря смеялись звезды! Получилось! Родилось дитя! Вот только рад этому дитю хоть кто-нибудь? Рада ли родная мать?

Наверное, он задремал, потому что от громкого детского крика испуганно вскинулся и едва не свалился с ног. Зря смеялись звезды! Получилось! Родилось дитя! Вот только рад этому дитю хоть кто-нибудь? Рада ли родная мать?

Распахнулась дверь избушки, и к Степану с серым свертком на руках шагнула старуха.

Распахнулась дверь избушки, и к Степану с серым свертком на руках шагнула старуха.

– Кто? – спросил он шепотом.

– Кто? – спросил он шепотом.

Прежде чем ответить, она долго молчала. Степан уж снова успел испугаться, подумалось, что Злата могла и не выжить. Дите есть, а матери нет…

Прежде чем ответить, она долго молчала. Степан уж снова успел испугаться, подумалось, что Злата могла и не выжить. Дите есть, а матери нет…

– Девочка. – Старуха откинула с личика младенчика угол серой шали, показала Степану.

– Девочка. – Старуха откинула с личика младенчика угол серой шали, показала Степану.

И правда, девочка! Такая же огненно-рыжая, как и ее мать. Это же хорошо? Ведь хорошо же, что дите похоже на мать, а не на отца?

И правда, девочка! Такая же огненно-рыжая, как и ее мать. Это же хорошо? Ведь хорошо же, что дите похоже на мать, а не на отца?

– Плохо, – сказала старуха и снова укутала спящего младенчика в шаль.

– Плохо, – сказала старуха и снова укутала спящего младенчика в шаль.

– Почему? – он не понимал, никак не мог понять, что ж плохого, что дите нормальное, что не нужно никого убивать, брать грех на душу.

– Почему? – он не понимал, никак не мог понять, что ж плохого, что дите нормальное, что не нужно никого убивать, брать грех на душу. душу.

– Теперь он их сам убьет… – старуха баюкала серый сверток и смотрела на Степана печально. – Всех своих дочерей убьет. Никому не даст дожить до совершеннолетия.