Мама — с пучком на голове и китайскими заколками по бокам, которые торчали у нее возле ушей — готовила и порхала передо мной. Ее осиную талию идеально подчеркивал бежевый халат. Мама проплыла сзади меня и, взяв очередную тарелку, поставила на стол завтрак, который уже через минуту оказался перед моими глазами.
— Доброе, солнышко! Как спалось? — спрашивает она, смачно целуя в лоб. Мой ответ на ее вопрос был долгий и протяжный зевок, на что мама мягко рассмеялась.
— Приятного аппетита, дорогая, — Она похлопала меня по спине и принялась уплетать в обе щеки.
В этот дом мы переехали четыре года назад, после того, когда случилась та страшная и губительная авария. Авария, которая забрала у меня Его — безвозвратно.
Я не знаю, что мне делать теперь и как дальше жить, но мама постоянно мне говорила и продолжает говорить, что это жизнь и нужно продолжать путь, каким бы он ни был тернистым и кого бы он ни забрал — в любом случае не падать духом, а смотреть смерти прямо в глаза. По началу я ей не верила, но со временем это привилось в памяти, и я стала просыпаться с этими словами каждый день. Увы, как бы прискорбно это не звучало — это жизнь и нужно продолжать жить что бы не случилось.
Наш дом был первый в списке часто продаваемых домов и маме тогда улыбнулась удача. Она купила его сразу с помощью своей сестры Фиби и папиного брата. Это пристанище с двумя этажами, большой гостиной, уютной кухней, теплыми комнатами сверху и ваннами, которые были встроены в моей комнате и родительской спальне как дополнительный бонус.
— Ну, как, готова к новой школе? — спросила мама, улыбаясь и возвращая меня в настоящее.
Убрав тарелку в сторону, натянула улыбку на лицо и кивнула.
Я зачислена в новую школу Бремсберг и отныне новые друзья, новая школа, новая жизнь — мой девиз на оставшийся год.
Вытерев салфеткой рот, встаю из-за стола, убирая тарелку в раковину. Поблагодарив за завтрак, поцеловав маму в щеку, я поднимаюсь к себе. Уже через две минуты я готова к новой жизни.
* * *
* * *Сев в нужный автобус, надеваю наушники и включаю первую попавшуюся песню в плеере. На грязных стеклах ручьем бежали капли дождя, а размытость снаружи все никак не хотела уходить. Сиэтл всегда — насколько я знаю — казался темным и мокрым городом. Каким-то Хмурым Существом с вечно плохим настроением на всё и всех. Его прозвали городом дождей, потому что каждые сутки, семь дней в неделю, здесь льет, как из ведра. Он чем-то смахивал на меня: такой же вечно пасмурный, ходячая серость, в то же время интригующая личность.
Наконец, доехав до остановки, я расплачиваюсь за проезд и выскакиваю из автобуса. На лице появляется улыбка, когда я вижу высокое кирпичное здание с большими окнами и широкими двойными дверями. Двери то открывались, то захлопывались со стуком, впуская и выпуская юные дарования.