Очередной раскат грома прогрохотал с такой силой, что отозвался у нас в груди.
– Расскажите мне, как вы познакомились с Виктором, – пискнула Жюстина, вцепившись в мою руку до боли в костях.
Женщина – не моя мать, а та, другая, – ущипнула меня и грубо, но умело прошлась гребнем по волосам.
Женщина – не моя мать, а та, другая, – ущипнула меня и грубо, но умело прошлась гребнем по волосам.
Платье было мне велико. Рукава прикрывали запястья, как у взрослых, хотя мне пока еще полагалось носить детскую одежду. Зато платье прятало синяки на моей коже. Неделю назад меня поймали, когда я пыталась стащить с кухни немного еды. Опекунша и раньше меня поколачивала, но на этот раз она избила меня до темноты в глазах. Следующие три ночи я пряталась в лесу, у озера, и питалась ягодами. Я думала, что она убьет меня, если найдет; она часто грозилась это сделать. Но она придумала для меня другое применение.
Платье было мне велико. Рукава прикрывали запястья, как у взрослых, хотя мне пока еще полагалось носить детскую одежду. Зато платье прятало синяки на моей коже. Неделю назад меня поймали, когда я пыталась стащить с кухни немного еды. Опекунша и раньше меня поколачивала, но на этот раз она избила меня до темноты в глазах. Следующие три ночи я пряталась в лесу, у озера, и питалась ягодами. Я думала, что она убьет меня, если найдет; она часто грозилась это сделать. Но она придумала для меня другое применение.
– Только попробуй все испортить, – прошипела она. – Останешься со мной – пожалеешь, что не умерла при рождении вместе со своей мамашей. Эгоистка при жизни, эгоистка после смерти. Вот кто тебя породил.
– Только попробуй все испортить, – прошипела она. – Останешься со мной – пожалеешь, что не умерла при рождении вместе со своей мамашей. Эгоистка при жизни, эгоистка после смерти. Вот кто тебя породил.
Я вздернула подбородок, и она закончила причесывать мне волосы, которые теперь сияли, словно золото.
Я вздернула подбородок, и она закончила причесывать мне волосы, которые теперь сияли, словно золото.
– Заставь их себя полюбить, – потребовала она, когда в дверь лачуги, которую я делила с опекуншей и ее четырьмя детьми, робко постучали. – Если они тебя не возьмут, я утоплю тебя в бочке с дождевой водой, как приблудных котят.
– Заставь их себя полюбить, – потребовала она, когда в дверь лачуги, которую я делила с опекуншей и ее четырьмя детьми, робко постучали. – Если они тебя не возьмут, я утоплю тебя в бочке с дождевой водой, как приблудных котят.
На пороге стояла женщина, окруженная ослепительным ореолом солнечного света.