Провинциальных ярмарок в будущем не ожидалось.

Медленно поползли первые жгучие слезы.

– Ах, Джонни, – сказала она. – Разве мы думали, что все так сложится? Разве думали, что этим кончится?

Она поникла головой, горло сжимали спазмы. Наконец она разрыдалась, и яркий солнечный свет разломился на множество лучей. Ветер, казавшийся таким теплым, словно стояло бабье лето, вдруг обдал февральским холодом ее мокрые щеки.

– За что! – Ее крик взорвал безмолвие БОУДЕНОВ, МАРСТЕНОВ и ПИЛЛСБЕРРИ, всей этой усопшей конгрегации, которая могла засвидетельствовать лишь то, что жизнь скоротечна и смерть есть смерть. – О господи, за что!

И тут кто-то коснулся ее шеи.

…и ничего у нас не было лучше того вечера, хотя иногда мне с трудом верится, что был 1970 год с волнениями в университетах, и Никсон еще президент, и нет карманных калькуляторов и домашних видеомагнитофонов, нет ни Брюса Спрингстина, ни ансамблей панк-рока. А в иные минуты кажется, что до той поры рукой подать, что она почти осязаема и стоит мне обнять тебя, дотронуться до твоей щеки или шеи, и я смогу увлечь тебя в другое будущее, где нет ни боли, ни мрака, ни горечи выбора. Что ж, каждый делает, что в его силах, и делать это надо как можно лучше… не всегда получается, но надо стараться. Надеюсь, дорогая, ты будешь поминать меня добрым словом. Всего тебе самого хорошего. С любовью Джонни

…и ничего у нас не было лучше того вечера, хотя иногда мне с трудом верится, что был 1970 год с волнениями в университетах, и Никсон еще президент, и нет карманных калькуляторов и домашних видеомагнитофонов, нет ни Брюса Спрингстина, ни ансамблей панк-рока. А в иные минуты кажется, что до той поры рукой подать, что она почти осязаема и стоит мне обнять тебя, дотронуться до твоей щеки или шеи, и я смогу увлечь тебя в другое будущее, где нет ни боли, ни мрака, ни горечи выбора.

Что ж, каждый делает, что в его силах, и делать это надо как можно лучше… не всегда получается, но надо стараться. Надеюсь, дорогая, ты будешь поминать меня добрым словом.

Всего тебе самого хорошего.

С любовью

У нее перехватило дыхание, спина напряглась, зрачки расширились и округлились.

– Джонни?..

Исчезло.

Что бы это ни было – исчезло. Она поднялась с колен и осмотрелась – никого, как и следовало ожидать. Хотя вон же он стоит, глубоко засунув руки в карманы, с этой своей ухмылочкой на обаятельном, пусть и не очень красивом лице, стоит, долговязый, прислонившись то ли к памятнику, то ли к столбу кладбищенских ворот, а может, просто к дереву, опаленному догорающим огнем осени.