Он не мог показаться на глаза своей семье, просто не мог. Он нисколько не сомневался, что очень скоро она узнает, КАКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ произошли с ее мужем (и продолжают происходить), но пусть это лучше случится позже.

Он ни за что на свете не покажется семье. С него достаточно, как на него смотрят другие: при взгляде на него глаза у них становятся как стеклянные пуговицы. Чарли представлял себе, что они чувствуют. Увидеть шерифа… помолодевшим лет на двадцать. Сам Чарли был уверен, что ему по-прежнему сорок девять (и очень скоро должно стукнуть пятьдесят), но вот с организмом его происходило что-то странное. Он и раньше ничем особо не страдал, разве что время от времени (чаще с каждым годом) побаливала печень — последствие перенесенной в молодости болезни Боткина. Но сейчас он ощущал, что организм его здоров совершенно, никаких покалываний в правой стороне больше не было. Чарли даже обследовал область печени легкими надавливаниями и пришел к выводу (конечно, он не был профессионалом), что печень вроде бы полностью здорова. Он помнил, что подхватил желтуху в двадцать семь, а сейчас, по мнению Монро (и других), он выглядел на двадцать пять. Выходит, организм его сейчас такой, каким был до болезни. Это было бы хорошо… если б не было так плохо. Просто хуже некуда. Сейчас ему (как это ни абсурдно) двадцать пять, а что будет дальше? Он постепенно, но неуклонно молодел, то есть молодел его организм. А что дальше? Лучше не думать об этом. Сосредоточиться на чем-то другом — иначе можно просто свихнуться. Он хотел, очень сильно хотел увидеть семью, успокоить их, но не мог себе этого позволить. Одного его вида будет достаточно, чтобы ввергнуть самых близких ему людей в панику. Чарли заметил, что даже совершенно посторонним людям при встрече с ним удается сдержать себя по одной-единственной причине: в той кошмарной ситуации, в которой они все оказались, им просто не до шерифа и его внешности.

Ночью, вернее, уже рано утром в муниципалитет, в офис шерифа, посыпались телефонные звонки. С десяток машин приехали уже с самого утра, так как многим не удалось дозвониться. Преобладали конечно же сообщения о том, что у соседей что-то не в порядке. Когда начался этот шквал звонков, Лоулесс был на Канзас-стрит, 19.

Младший ребенок еще держался, старший же был явно не в себе. Заторможенный в движениях, с пустыми, ничего не выражавшими глазами, он не улавливал смысла слов, когда ему что-то говорили. Чарли отвел его к «шевроле» погибшего отца и оставил там под присмотром Берты. Женщина, негромко всхлипывая, уговаривала шерифа не заходить в спальню на втором этаже. Чарли обещал последовать ее совету. Да и уговоры эти были ни к чему — он прекрасно помнил, что случилось с Ларри Донером и семьей Холистер.