11

На следующее утро, семнадцатого августа, семья Тревор, как обычно, собралась к завтраку. Разумеется, за исключением Рори. Никто не произносил ни слова. Завтрак был обычный: сосиски, бекон, джем, кофе, булочки. Все вяло ковырялись в тарелках. Вчерашний день вспоминался им всем как какой-то кошмарный сон. Все мысленно проклинали друг друга. В это утро у каждого было только одно желание — каким-то образом оказаться подальше от всех остальных. Все избегали прямых взглядов, но каждый ощущал сильные, тяжелые токи, исходившие от всех, кто сидел за столом. У Анны на левой руке и на лице краснели полосы, оставленные ногтями Стефи (когда через десять часов полиция обнаружит, что дом по Канзас-стрит, 29 завален трупами, на ее теле не обнаружат ни единой царапины). Еще вчера вечером мать (которая вся кипела от злости) строго-настрого наказала Анне не выходить из дому до тех пор, пока царапины не заживут, благо что теперь каникулы. Сегодня об этом не заговаривали. Анна уже знает. Анна — послушная девочка, поэтому будет сидеть дома, избавляя таким образом своих родителей от неприятных вопросов, которые могут возникнуть у соседей. Конечно, она сначала попыталась возражать, но град ударов (хотя мать била ладонью, было так больно, словно при каждом ударе к телу прикладывали раскаленный утюг), посыпавшийся на спину и плечи, заставил ее повиноваться. Стефи, пытавшаяся вцепиться Анне в волосы (она даже успела вырвать один клок), тоже получила, что ей причиталось. Старшая сестра огрызалась, не стесняясь в выражениях, и миссис Тревор пришла в такое бешенство, что накинулась на нее, как фурия, и, возможно, уже даже не вспомнила бы, КАК надо бить, чтобы на следующий день не было колких вопросов и намеков, если бы в комнате дочерей не появился муж, который одернул ее. Саманта как будто бы пришла в себя, но одарила Алекса таким взглядом, от которого он должен бы был скончаться на месте.

— Иди отсюда, — прошептал Тревор. — Я БЫСТРЕЕ успокою этих взбесившихся маленьких сучек. Иди-иди.

Саманта ничего не сказала; Алекс проводил ее свирепым взглядом, что-то бормоча себе под нос. Затем посмотрел на красных запыхавшихся дочерей, на лицах которых ясно читался страх.

— Можете говорить друг другу что угодно, но руки не распускать, — спокойно произнес мистер Тревор, но за этим тоном скрывалось спокойствие ядовитой змеи, уверенной в своих силах. — Не распускать! Просто не подходите друг к другу.

— Па! — вскрикнула Стефи. — Она забрала мою Ро…

— Это меня не интересует! — отрезал Тревор; лицо его побагровело. — Неужели не ясно? Заткнитесь и по кроватям! — Он повернулся, чтобы уйти. У двери он добавил: — Чтоб я вас больше не слышал! Иначе вы сильно пожалеете об этом! Очень сильно!