— Я могу лишь объяснить, что они делают, но не могу объяснить — как именно. Когда он вспоминает о событиях обычной жизни, информация быстро вытягивается из него и стирается. Это экономит время, поскольку во второй раз к одним и тем же мыслям он уже не возвращается. Но если его воспоминания нас интересуют, телепаты как можно тщательнее впитывают в себя информацию. Если им трудно запомнить какие-то сведения или они им не совсем понятны, тогда они делают пометки в блокноте, с тем чтобы разобраться позднее. Как только вторжение по данной линии завершается, все данные также стираются из памяти.

Долгих понял почти все, и теперь его внимание привлекла Зек Фонер.

— А кто эта красавица? — спросил он, глядя с вожделением на молодую женщину. — Ах, если бы мне довелось допросить ее! По-своему допросить! — Он хрипло и непристойно усмехнулся.

В этот момент девушка подняла голову. Ее голубые глаза яростно пылали и она, не отрываясь, смотрела на вделанное в стену односторонне стекло, как будто...

— Господи! — вскрикнул Долгих. — Это же невозможно! Она смотрит на нас сквозь стекло!

— Нет, — ответил Геренко. — Если не ошибаюсь, она думает о вас и мысленно проникает сквозь это стекло!

Фонер встала и решительно направилась к двери в боковой стене, через которую попала в коридор, где стояли в этот момент наблюдатели. Подойдя прямо к ним, она посмотрела на Долгих, обнажив не то в улыбке, не то в оскале великолепные белоснежные острые зубы, а потом повернулась к Геренко.

— Иван, убери этого... этого идиота подальше отсюда. Он попадает в радиус моего восприятия, а его мозг напоминает мне сточную яму!

— Непременно, радость моя! — улыбнулся Геренко и кивнул морщинистой, похожей на грецкий орех головой. Затем взял Долгих под локоть и повел его прочь.

— Пойдем, Тео...

Долгих резко высвободился и сердито обратился к девушке:

— Вы слишком много себе позволяете... Как вы смеете оскорблять меня?!

— Я поступаю открыто и честно, — ответила она, — говорю вам все прямо в глаза, чтобы раз и навсегда покончить с этим. Я не могу работать в его присутствии, — добавила она, обращаясь уже к Геренко.

— Ну так что будем делать? — спросил Геренко у Долгих.

Лицо Долгих исказила уродливая гримаса, но затем черты лица разгладились, он несколько успокоился и пожал плечами.

— Примите мои извинения, фройляйн Фонер, — он намеренно отказался от привычного «товарищ» и столь же демонстративно еще раз оглядел ее с ног до головы. — Видите ли, что я всегда считал, что мои мысли не могут стать доступными для посторонних. Так или иначе, я обыкновенный человек и ничто человеческое мне не чуждо.