В физическом мире имеются различные степени темноты, но Природа не признает их точно так же, как не признает вакуум. Как бы то ни было, но метафизическое пространство состояло из одной лишь темноты. Больше там не было ничего. За дверью Мебиуса царила Вечная тьма, существовавшая задолго до возникновения материального мира.

Похоже было на то, что Гарри Киф находился в самом центре черной дыры, с той только разницей, что черная дыра обладала сильнейшим притяжением, а здесь оно полностью отсутствовало, поскольку пространство не обладало массой. Пространство было так же нематериально, как сама мысль, но столь же мощно. Оно властно пыталось вытеснить Гарри, словно он был соринкой, попавшей в глаз. Пространство реагировало на Гарри как на чужеродное тело, от которого необходимо избавиться. Во всяком случае, так происходило до сих пор. Но на этот раз Гарри почувствовал, что кое-что изменилось.

Прежде он ощущал, что нематериальные силы выталкивают его, пытаются перенести из нереального мира в реальный. Но он никогда не осмеливался позволить случиться чему-либо подобному, ибо вполне мог очутиться в неподходящем месте в неподходящее время. Но сейчас... сейчас ему казалось, что те же самые силы в некоторой степени соперничают между собой за право поддержать его. Отныне свободный и по-прежнему бестелесный разум Гарри догадался о причине такой перемены. Интуиция подсказывала ему, что все дело в его, да, в его метаморфозе!

От реальности к нереальности, от человека из плоти и крови к нематериальному существованию, от живого существа — к призраку. Гарри до сих пор отказывался признавать факт своей смерти, но теперь вдруг начал опасаться, что это действительно так. И не в этом ли состоит причина любви к нему со стороны мертвых? Не в том ли дело, что он является одним из них?

Гарри с гневом отверг мысль об этом. Он был зол на самого себя. Нет, мертвые любили его и прежде, в то время, когда он был обыкновенным человеком из плоти и крови. Но и этот вывод рассердил его. «Я по-прежнему человек!» — думал он, однако уже без прежней уверенности. Ибо теперь мысль о постепенном преображении все больше и больше овладевала им.

Менее года назад он спорил с Августом Фердинандом Мебиусом о возможных взаимоотношениях между физическим и метафизическим мирами. Лежащий в своей могиле на лейпцигском кладбище математик настаивал на том, что оба эти мира абсолютно не связаны между собой и взаимодействие их невозможно ни при каких условиях. Они, безусловно, могут иногда соприкасаться, и в этом случае реагируют друг на друга, что проявляется в таких явлениях, как «призраки» или «экстрасенсорные ощущения», воздействующие на физическое состояние. Но никогда эти миры не вторгаются друг в друга и никогда не совпадают.