– Он знает... бес знает, куда бить. Тогда, давно, я даже отчаялся любить ближнего своего. Некоторые люди... отталкивали меня. Это меня мучило, Дэмьен, и привело к тому, что я разочаровался в себе, после чего мог легко разочароваться и в своем Боге. Моя вера была расшатана.

Каррас с интересом посмотрел на Мэррина.

– И что же произошло потом? – спросил он.

– ...В конце концов я понял: Бог никогда не потребует от меня того, что невозможно с точки зрения психологии, что любовь, которая нужна ему, находится во мне, она в моих силах и совсем непохожа на обычные эмоциональные чувства. Совсем непохожа! Ему нужно было только, чтобы я делал все с любовью, делал даже для тех, кто отталкивает меня, – а ведь это требует от нас большой любви. – Он покачал головой. – Конечно, все ясно и так, сейчас я понимаю, Дэмьен. Но тогда не понимал. Странная слепота. Как много мужей и жен считают, что их любовь прошла, потому что сердца их больше не бьются в восторге при виде возлюбленного! Боже! – Он снова покачал головой. – Вот здесь-то и лежит ответ, Дэмьен... Одержимость. Не в войнах суть, как считают многие, и даже не в таких случаях, как этот... Эта девочка... бедный ребенок. Нет, главное в мелочах, Дэмьен... в бесчувственном, мелочном непонимании. Ну, ладно. Ведь и сатана не нужен, чтобы началась война. Для этого достаточно нас самих... нас самих.

Из спальни все еще доносилось ритмичное пение. Мэррин взглянул на дверь и прислушался:

– А ведь даже от зла может исходить добро. Конечно, в каком-то смысле, который мы не можем ни понять, ни увидеть. – Мэррин помолчал. – Возможно, что зло – это суровое испытание добра, – задумчиво продолжал он. – И, возможно, даже Сатана, сам Сатана, не желая этого, делает что-то такое, что потом служит во благо добру.

– А если бес будет изгнан, – спросил Каррас, – какая гарантия, что он больше не вернется назад?

– Я не знаю, – ответил Мэррин, – не знаю. Но такого не случалось никогда. – Он приложил руку к лицу. – Дэмьен. Какое красивое имя.

Каррас почувствовал смертельную усталость в его голосе. И что-то еще. Какое-то усилие, которым он пытался подавить боль. Неожиданно Мэррин шагнул вперед, извинился и, закрыв лицо руками, поспешил вниз, в ванную. Каррас же почувствовал откровенную зависть к сильной и искренней вере иезуита. Пение прекратилось. Чем же кончится эта ночь? Он глубоко вздохнул и вернулся в спальню. Регана заснула. «Наконец-то! – подумал Каррас. – И наконец-то можно отдохнуть».

Он нагнулся, взял ее худую руку и начал следить за секундной стрелкой часов. – Почему ты так со мной поступил, Димми?