Зять кинулся к телефону. Дочь бросилась к папе. Медленно-медленно поднялись бескровные веки:

— Иру мне… Где Ира?..

Дочь рыдала. Зять кусал губы, рвал телефонный диск. Где-то мчалась зареванная Ирка, где-то ехала «скорая помощь».

— Папа, что с вами?! Что надо делать?!

И еще раз открылись глаза, задвигались тонкие бескровные губы:

— Уйдите все… Ирку давайте… Не хочу смотреть на ваши морды.

И закрыл глаза старик, лег ждать. Ждал столько лет, уже недолго. Примчалась Ирка, кинулась к деду, на ходу швырнула отцу с плаксивой злобой:

— Что, не могли на кровать?..

Слезы размывали макияж. Папа мялся, пожимая плечами, разводя руками. Как ей объяснить, что нельзя страгивать с места, что как раз и нельзя на кровать?..

А Ирка присела на пол, позвала тихо:

— Дедушка…

Улыбка тронула бледно-розовые губы:

— Дождался… Ирочка… Вон за портретом возьми ключ.

Ирка замерла, уставилась вовсю на деда. Чего угодно могла ждать, но чтобы так…

— Ира… Ключ достань…

За портретом и правда был гвоздик, а на гвозде висел ключ: бороздки в одну сторону, длинный стержень, кружок, чтобы удобнее держать.

— Внученька… Там богатство зарыто… Не один миллион старыми. Я был начальник лагеря, скопил. Это все — в железном ящике, закопано… Лежит в земле, в истоках Малой Речки в Саянах. Тридцать километров выше деревни Малая Речка есть скала красного камня. Под ней бьет ключ. Десять кубических саженей к северо-западу от ключа, на ровной площадке… Ирка, повтори, что я сказал.

Внучка оглянулась, ища взглядом мать — отец мало что значил в семье. Мать смотрела с оторопелым видом, и едва ли не впервые в жизни Ирка пронзительно поняла — мать ей никак не помощник.

— Ира… — позвал дед, еле слышно, но очень настойчиво, — говорю — повтори, что сказал. Это богатство, Ира… На золоте будешь есть, в панбархате ходить…

Ирина честно повторила: где лежит, сколько саженей, в какую сторону… Опять оглянулась.