А потом и помощников поубавилось. Как-то так получалось, что все докладывавшие начальству, не возвращались из пещеры. М-144, Сашка Лазаретов по кличке Жердь, рассказывал, что Шар посылает такой хитрый луч, и этот луч сразу проникает по всем коридорам пещеры, находит всякого новичка и сразу знает, что у него на уме. Мы-то и не сообразим, а стукач уже, глядишь, и помер…

Что Жердь — старое пустопорожнее трепло, знали все. Что у Шара были свои помощники, помогавшие не вернуться помощникам начальства, не сомневался никто. Но жила и легенда. Жила. И скоро, очень скоро трудно стало найти того, кто проник бы в пещеру и стал бы глазами начальства.

Стукачи продолжали рассказывать про пещеру, но теперь уже все больше по рассказам, по историям. Докладывали, кто ходил в пещеру, кто и что рассказывал про шар… О собственных визитах в пещеру стукачи попросту врали. Начальство сопоставляло, приходило в неистовство, рвало и метало, гнало доверенных лиц на сбор полноценной информации. А стукачи опять не шли в пещеру и опять врали и врали начальству. Даже в этом лагере смертников были свои границы допустимого.

Но когда, сколько лет назад сам Синявый впервые протиснулся сквозь этот извилистый лаз? Он не помнил. Вроде бы в тот год он натер ногу, два дня пролежал в лазарете… Или это было годом раньше? Годом позже? Что после войны — еще помнилось.

В пещере было очень, очень странно. Смещалось сознание, причудливые мысли лезли в голову. Невозможное казалось вдруг возможным. Блуждая в кромешной тьме по скользким сырым коридорам, Синявый ловил себя на том, что и правда ищет, где в пещере спрятан Шар. Придуманное им начинало жить собственной жизнью, в том числе для него самого. Приходилось потрясти головой, сильно стукнуть рукой об стенку, чтобы вспомнить — он же сам придумал этот шар! Но главное, оказывалось, есть на свете то, что неподвластно начальству. Ни лагерному, ни — страшно сказать и подумать! — и самому товарищу Сталину!

Отделившись от сознания Синявого, шар окончательно сделался тем, что не было подвластно лагерю и лагерному начальству. Стал зоной свободы не одного Синявого, а всех тех, кто и сам начал верить в Шар. Сначала была легенда то ли о шаре, то ли о золотом цветке где-то в пещере. Безумная надежда приговоренного. Потом поиски шара в пещере спасли Синявого от безумия. От превращения в покорного всем, безразличного идиота, ждущего собственной смерти. И многих, многих других.

Шар спас Синявого и еще от одной, очень реальной беды — от чувства бессмысленности, обреченности. От ужаса при мысли — на что же потрачена жизнь? Особенно если конец уже виден, и не нажито ничто, могущее жить и после тебя? Шар стал тем, что могло жить и потом, когда не станет самого Синявого.