Меня обуял ужас; волки не трогали его. Они остановили свой ритуальный бег и, тихо поскуливая, как щенки, стали подползать к его ногам, он, не обращая на них внимания, продолжал свою первобытную песню.

Вдруг он присел. Волки на мгновение закрыли его своими телами и вот… старца уже нет, а на его месте — огромный белый волк! Он обежал поляну и бросился вон, а за ним — вся стая.

Что это было: сон, бред, мираж? Я тихо позвал Дарси, но он не отозвался. И сколько я потом ни высвистывал его, он так и не появился.

Я дошел до костра, собрал свои нехитрые пожитки и с первыми лучами солнца покинул этот странный лес.

Позднее я узнал, что с того самого времени волки в округе стали просто невыносимы и уже не ограничивались нападениями на домашний скот. На них устраивали облавы, но какое-то сверхъестественное чутье помогало волкам ускользнуть. Они всегда знали, где их ждут охотники. Говорят, что вожаком их был большой белый волк.

Волк, хитрый и умный, с острыми клыками и горящими красными глазами, крадущийся в ночи, наводил страх на первобытного человека, как он наводит его — это видно по письму — и до сих пор на людей, оказавшихся в глухих уголках земли. Своими кровавыми делами и многочисленными загубленными человеческими жизнями волк обеспечил себе мрачное место и в естествознании, и в фольклоре. Страх перед волком в древние времена и в средние века трансформировался в представление о еще более страшном звере, некоем существе, мужчине или женщине, превращающемся в подобие волка, который бежит в ночи, одержимый жаждой крови, сея ужас и смерть. Многие из этих ликантропов были бессознательными жертвами напасти, превращавшей их против желания в зверей и подвигавшей на вызывающие дрожь деяния.

Вакханалия казней в Центральной и Восточной Евpone, как мы уже видели несколькими главами раньше, обусловливалась лицемерными призывами к праведности и нравственной примитивностью суеверного века, когда сосед оговаривал соседа, муж — жену, жена — мужа, а публичный осведомитель почитался едва ли не за герояг выполнившего свой гражданский и религиозный долг.

В те давние времена люди делали мало различий в своем сознании между оборотнем и самим волком — так велик был страх, который вызывали тот и другой.

Еще меньше различали они оборотней и несчастных жертв болезни, поражавшей в средние века множество людей. Теория доктора Иллиса о редкой форме порфирии вполне убедительно объяснит появление некоторых «оборотней», которые, будучи арестованными и не признанными действительно больными, вполне могли вызывать своим видом и поведением массовые психозы.