И наконец он вошел в спальню принца.

Его огромное ложе была усыпано лепестками роз. Белоснежный балдахин свисал со столбов из чистого золота. Мраморный свет луны проникал в комнату с балкона. Мехмет лежал, изучая какой-то свиток в свете масляной лампы. Кроме него, там лежали другие люди. Рядом с ним спала женщина с громадной грудью, она беспокойно металась во сне. Ребенок с позолоченными веками и накрашенными губами. В изножье кровати, обнимая лютню, спал мальчик-евнух.

Мальчик, который только что выпил кровь Раду, тихо произнес:

— Мехмет.

Мехмет, не увидев ничьего отражения в блестящей лампе, поднял глаза.

— Раду... — прошептал он едва слышно. — Ты вернулся из мертвых.

Раду ощущал едкий запах страха, исходивший от этого человека, однако его лицо оставалось почти бесстрастным, как и подобает сыну султана, который не должен выказывать страх.

— Ты говорил, что вернешься, чтобы отомстить... Раду молчал.

— Но на тебе нет ни капли крови, — продолжал Мехмет. — Я же слышал, как ты кричал, когда в тебя забивали кол. И я рыдал здесь, ты знаешь? Я шутил, я пытался тебя запугать... но принцу не подобает шутить. Ты сам выбрал свою судьбу. А теперь ты вернулся, чтобы меня упрекать... неужели тебе плохо в раю, где небесные пери и все радости, в которых ты мне отказал?

— Нет, — сказал Раду. — Я пришел не упрекать. Я пришел убивать.

Но вот что странно: он не хотел убивать этого человека. Он вообще не хотел убивать. Он вспомнил сумасшедшего беднягу Жиля де Рэ, который так отчаянно пытался доказать самому себе, что в нем столько зла, что он достоин получить ключи от царства ночи. После столкновения с этим безумцем, который называл себя Синей Бородой, он и начал задаваться вопросом природы зла и добра — абсолютных истин, происходящих от Бога. Он не верил в адские муки и в рай с его глупыми херувимчиками. Он верил только в настоящее.

— Тогда делай то, зачем пришел, — сказал Мехмет. — Я убил тебя, Раду, ты вернулся ко мне как дух-мститель; наверное, этому есть только одно разумное объяснение — ты должен меня убить. Да, я жесток. И если я доживу до того дня, когда стану султаном, бесспорно, я буду безжалостным тираном. Но, знаешь, по-своему я справедлив. Я любил тебя, Раду, любил за твою красоту и волшебный голос. Когда ты пел, я забывал обо всем: об Оттоманской империи, о войне между нашими народами, о той ненависти, из-за которой ты и твой брат стали заложниками. Я так любил, когда ты поешь, Раду. У меня хватает и женщин, и мальчиков для развлечений, так что мой член всегда тверд и готов к работе. Но никто из них не умеет петь так, как ты... чтобы песня рождала в душе столько жалости и сострадания...