—  Кажется, я начинаю понимать, зачем я вам нужен, — задумчиво произнес Таллентайр. — Вы владеете такой мощью, чтобы изменить меня внешне, а также имеете силу, способную меня уничтожить. Но во мне, как и во всем существующем, есть нечто, не подверженное переменам, им не доступное. Вы в состоянии завладеть моей душой, как уже завладели душами Лидиарда и де Лэнси, но все равно останется нечто, имеющее собственную силу, существование, способность, Фрэнсис Мэллорн назвал бы это моим духом. Для того, чтобы завербовать нас на службу своему делу, требуются убеждения, а не владение. Не потому ли вы оставили меня в покое в Египте, не из-за того, что я оказался последним человеком, кого вы нашли, но по той причине, что я был лучшим из всех?

— Увы, — проговорила она, улыбаясь очень по-человечески. — Мой выбор тогда был абсолютно случайным. И все же, по-моему, он оказался лучшим!

Лидиард вспомнил, как ему привиделся пленный Сатана в Аду, его стремление поднять руку, и избавить мир людей от страданий. И себя самого он видел в облике Сатаны, и несмотря на веру, от которой никогда до конца не отказывался, оказалось, что он поддерживает его дело, с яростным рычанием восставая против несправедливости Бога. Теперь сэр Эдвард Таллентайр оказался в подобном же положении, его втягивали в дело, служение которому было далеко за пределами его демонстративного рационализма.

Мы продали души наши дьяволу, сказал себе Лидиард. Мы заложили себя и поклялись в верности делу своего противника для того, чтобы воспрепятствовать Судному Дню. Если нас обманывают, как нам это узнать? И если окажется, что мы падем, и Паук, в конце концов, победит, какая же у нас останется надежда на Рай и прощение?

Таллентайр, в свою очередь, сознавал, что именно он совершает. У него не было возможности ни отказаться, ни усомниться. Если мир состоял из снов и кошмаров, он все же должен в нем жить, и сомнение ничуть ему не поможет. Если братья Святого Амикуса правы в своей вере, значит он и приговорен, и проклят.

А если они не правы…

Теперь его проводником должна стать надежда, не вера. Смелость и ум должны ему служить, как только могут, поскольку все то, что он до сих пор называл знанием, совсем не могло ему служить.

— Загадывайте вашу загадку, — потребовал Таллентайр, обращаясь к Сфинксу. — И я попробую ответить на нее, как смогу.