Ощущение, в котором ангелам давался мир, было вовсе не зрением. Это было нечеловеческое чувство, которое не имело названия, и оно включало в себя осязание и слух, также как и зрение. Тем не менее, имело смысл думать о нем как о неком внутреннем зрении. Смысл заключался в том, что человеческое сознание в первую речь опиралось на зрение, так что «магическая» сила, которую дарили ангелы тем, кем обладали — превращать сны в реальность или создавать связь между сознаниями двух людей, — с необходимостью оформлялась как зрение. Это также имело смысл, потому что в человеческой жизни, практически по тем же причинам, значения слов «увидеть» и «узнать» были очень близки.

Когда Дэвид научился использовать механизм восприятия ангелов, он не смог подыскать другого имени тому, что он делал, кроме как назвать это видением. Он не мог подобрать другого слова; но неточность слов не имела значения, важен был лишь тот факт, что он разобрался в том, что с ним сделали. И тогда он получил свободу использовать возможности, которые предоставлял ему сплав человеческого и чуждого сознаний.

Он был собой, и его разум немедленно осознал значимость увиденного. Он знал, что воспринимаемая природа мира, в котором он жил — истинного мира материальных объектов — была до какой-то степени продуктом его ощущений. Он знал, что пчеле или летучей мыши мир представляется иным, если уж не брать в расчет улитку или бактерию.

Он также знал, что кажущееся человеческому глазу пустым, на самом деле не обязательно пусто. Он знал, что невидимый воздух, который он вдыхает, полон атомов, молекул, и даже вакуум между мирами заполнен гравитационными и магнитными полями и постоянно перемещающимися потоками света и иных излучений. Он знал, что материальный мир стоит между бесконечно большим и бесконечно малым, и что разговор об «объекте» — а, возможно, и о самой материи — дело лишь точки зрения.

Точка зрения ангелов была иной, и их чувства демонстрировали совершенно иной мир.

Мир людей был невообразимо пустым и одиноким; звезды бесчисленны, но расстояние между ними так велико, что человеческое воображение его не охватывает, и человеческим чувствам эти пространства представляются чем-то темным и пустым. Напротив, мир ангелов был полным, он был буйным, неистовым, неустойчивым хаосом, в котором не имелось пустоты вообще, была лишь бешеная активность.

Для ангелов материя была ближе всего к понятию пустоты, потому что материя была грубой и вялой, инертной и бездушной; даже ядро солнца казалось ангелам неподвижно застывшей пустошью. Для ангелов мир, конечно, был обширным и стремительно развивающимся, но он оставался единым, их чувствам мироздание не представлялось огромной пустотой, населенной редкими одинокими предметами. Оно было вибрирующим, беспокойным потоком, в котором материя была самой тяжелой и унылой из игр, в которые играл мир.