Обиднее всего было то, что приходилось искать на старых местах, потому что предмет поисков постоянно передвигался по никому не известной ломаной траектории. Просчитать, вычислить ее не представлялось абсолютно никакой возможности. Илья, плюнув на логику и всякий разумный смысл, запустил свое тело на поиски, стараясь не подключать разум и не задаваться вопросами "зачем и почему?". Как ни странно, ему вроде бы удалось попасть на странную волну горбуна, потому что Илье он стал видеться чаще, чем когда он искал его осознанно. Случалось, что он входил куда-нибудь позже горбуна, или вдруг оказывалось, что горбун входил за ним… Конечно, при таких поисках страдала конспирация, но Илья рассчитывал на свою пижаму и слабое знание больных ночным санитаром.

Из сестринской кто-то вышел. Илья боковым зрением уловил движение, тут же спрятался в небольшую нишу в стене возле туалета и замер. Сердце стучало громко и часто. Он вжался спиной в стену, глядя прямо перед собой, но не слыша приближающихся шагов. Тишину нарушали только вскрики и стоны безумных больных, доносящиеся из палаты. Выглядывать из своего укрытия Илья пока не решался. И вдруг из-за угла стены очень медленно высунулась голова. Человек глядел не на Илью, а вперед; Илья сразу узнал этот страшный профиль с провалившейся переносицей, скошенным лбом и впалыми глазами.

Голова Чукчи на расстоянии вытянутой руки застыла перед нишей, в которой окоченел от ужаса Илья. Глаза Чукчи, не моргая, глядели вперед, но почему-то он сам не делал движения ни вперед, ни назад, словно голова его была не живой – кукольной. Пот стекал по лицу Ильи, он глядел на профиль Чукчи словно загипнотизированный.

Не поворачивая головы, Чукча вдруг медленно скосил глаза в сторону Ильи, и улыбка обезобразила его лицо. Скошенные глаза Чукчи и ошалело выпученные глаза Ильи встретились…

Проходило мгновение, другое, третье… Глядя в эти глаза, Илье казалось, что прошли годы.

– Чукча ждал тебя, – вдруг проговорил Чукча и неторопливо повернул к Илье голову. – Моя знал, что ты вернешься…

В конце коридора, напротив столовой, были две двери. На одной было написано "кладовая", на другой – "сестринская". Сергей, невесомо ступая, подкрался к сестринской – там горел свет, – приложил к двери ухо, несколько мгновений вслушивался. Потом достал из-за пояса нож, вставил острие в отверстие для ручки, повернул, резко вошел в помещение и закрыл за собой дверь.

В сестринской никого не было. Горела люстра под потолком; лампа на столе тоже горела; под настольной лампой лежала тонкая книжечка. Сергей подошел, взглянул на ее обложку. "Анекдоты про чукчу". Подушка на топчане была измята. Картина прояснялась.