– Как это понимать? – Карина поежилась от утреннего холода. – Что значит – на кол посадит? Кто это такой Амвросий и почему такие полномочия имеет?

– Амвросий – святой человек. На нем, считай, все кладбище держится. Порядок поддерживает. А полномочия сам себе назначил. Кто же ему пытки разрешит?

– Слушай, длинный человек, а найти-то твоего Амвросия как можно?

– Я не длинный, я большой человек, – слегка обиженным голосом сказал он. – А кто ж знает, как Амвросия найти! Стой на месте – Амвросий сам тебя найдет, если нужда будет.

Ходульник двумя шагами обошел Карину и двинулся своим путем.

– А, пошел ты! – негромко выругалась Карина, залезая в машину. – Ишь, Амвросий какой-то!!

Но большой человек не услышал: он был уже далеко.

Карина положила руки на руль, на руки подбородок и, глядя на пустынную дорогу, теряющиеся в тумане корпуса психбольницы, задумалась.

Илья очнулся от неудобства затекшего тела, бормотания и стонов. Прямо ему в ухо кто-то противно вещал, словно нарочно хотел досадить ему. Илья открыл глаза, попробовал пошевелиться, но ему это плохо удалось. Руки и ноги были крепко связаны, так что затекли и ничего не чувствовали. Перед лицом он видел сухое сено. Он резко повернулся, придав телу другое положение. Теперь можно было оглядеться.

Он находился в скудно освещенном помещении со сводчатым потолком, рядом с ним на охапке сена лежал связанный горбун; он-то и бормотал в ухо Илье; стоны доносились из другого угла помещения, но кто там стонет, Илья не видел. Здесь было темно, только слабый свет раннего утра проникал через решетки узкого оконца.

– Сергей! Это ты? – позвал Илья. – Эй, Сергей!

Стоны прекратились, из темноты угла донесся слабый голос.

– Вашего друга увели на допрос, – проговорил он и вздохнул тяжело. – Эти скоты изуродуют его. Кто бы мог подумать… Такая дикость…

Он снова застонал и завздыхал.

– Что это? Где мы? – спросил Илья у невидимого собеседника.

Но ему никто не ответил, только горбун бредил не переставая. Илья перекатился чуть подальше к стене. Где дверь, он не видел: было еще достаточно темно. Но рассвет разгорался, и имелась надежда, что скоро можно будет что-нибудь разглядеть.

Илья хорошо помнил, что произошло с ними; хотя голова и болела, он помнил, как попрыгунчики падали на них сверху, как отчаянно сражался Сергей, расшвыривая их в стороны… На ум пришли страшные рассказы Профессора об этих не знающих пощады людях.

Илья попробовал ослабить веревки на руках, разводя кисти. Было очень больно, но он терпел. От его стараний веревка как будто ослабла. Он перекатился на другое место, полагая, что своими передвижениями по помещению может набрести на спасительный выход. Нельзя было смириться с положением узника. Все что угодно, но только не смирение.