– Вечер официальный. Смокинг-то есть? Нет? Я всегда беру напрокат, в местечке напротив супермаркета «Блумингдейл». Там – со скидкой, самые лучшие.
Уму непостижимо: вот так запросто, не стесняясь, признаться, что берешь смокинги напрокат!
– Нет, спасибо, – холодно произнес Гарриман. – У меня уже есть штуки две.
Крис как-то странно посмотрел на него.
– Тебе известно о ежегодных вечерах? В смысле, я варюсь в этом уже тридцать лет, и позволь сказать тебе: этот ужин – нечто особенное. В шесть – коктейль в Хрустальном зале, в семь – за стол. Если хочешь, приводи с собой телку.
– Боюсь, – Гарриман подался вперед, – не получится.
– Приходи один. Какие проблемы!
– Вы не поняли: я вообще не смогу прийти. Я буду занят.
– Чего?
– Я. Буду. Занят.
Крис ошарашенно замолчал, потом соскочил со стола-насеста.
– Занят?! Ты чем меня слушал, задницей? Я тебе толкую про ужин с Ним Самим! Про ежегодный, мать твою так, ужин Сообщества репортеров!
Гарриман встал и отряхнул пепел, упавший ему на рукав, пока Крис в припадке ярости размахивал сигаретой.
– Мне предложили место в газете, именуемой «Нью-Йорк таймс». Слышали о такой? – Гарриман достал из кармана конверт. – Я ухожу. Вот заявление. – Он положил конверт на стол, как раз там, где дерево блестело, отполированное задницей Криса.
Наконец. Сказано и сделано все, что Гарриман так долго в себе вынашивал. Ждать больше не было смысла. Впереди много работы: нужно освоиться в новом кабинете, ведь в понедельник из затянувшегося медового месяца вернется Билл Смитбек. Гарриман представил себе его рожу: то-то придурок удивится. Еще бы, Брайс Гарриман теперь его коллега, товарищ из кабинета прямо за стенкой.
Вот это и было нечто особенное.
Господи, жизнь хороша!
Гарриман подошел к двери и обернулся – лишь затем, чтобы полюбоваться на физиономию Криса: редактор стоял раскрыв рот. Впервые ему нечего было сказать.
– Бывай, приятель, – подмигнул Гарриман. – Увидимся как-нибудь.