Светлый фон

С чего я взяла, что это мужчина? Сама толком не знаю. Возможно, дело в ширине плеч; в некоем подсознательном чувстве, что женщина в такой позе предвозвещает несчастье. Изображенная на карте фигура не казалась ни смиренной, ни беспомощной. Мужчина словно замер в ожидании.

Удивительно, как сочетание черного и белого вкупе с несколькими золотыми капельками в форме листьев может вызвать к жизни целый мир. Подобно рисункам Памелы Колмэн Смит для карт Таро — Верховные Жрицы, Король Скипетров; или подобно фигуре, изображенной на рисунке, который однажды показала мне Джулия. Означенный рисунок был из факсимильного издания древних коптских папирусов, ныне находящихся в Британской библиотеке. Манускрипт содержал самого разного рода заклинания и заговоры.

«Ибо я борюсь с безглавым псом, схвати его, когда он явится. Зачерпни полные пригоршни камешков и беги направо, на восток, покуда не достигнешь конца пути.

Язвящий муравей: покуда он свежий, сожги его, размешай золу в уксусе и обкури фимиамом. Наложи зелье на глаза, источающие гной. Недуг отступит».

Рисунок, показанный мне Джулией, сопровождал текст заклинания для постановки певческого голоса. Джулия перевела мне этот текст, как и прочие.

«О да, да, ибо я призываю тебя именем семи букв, начертанных на груди отца, а именно ААААААА, ЭЭЭЭЭЭЭ, ЭЭЭЭЭЭЭ, ИИИИИИИ, ООООООО, УУУУУУУ, ООООООО. Повинуйся моим устам, покуда один звук сменяется следующим! Приношения: благовоние из диких трав, смола мастикового дерева, кассия».

Изображенная в коптском стиле фигура под текстом имела имя: Давитеа Рачочи Адониэль. Она ничем не напоминала фигуру на карте, зажатую в моей руке; подобного рода изображения можно увидеть на древних наскальных рисунках в пещерах. Однако она имела имя. А названия этой карты я никогда не узнаю.

Ну, так я буду называть ее Наименьший козырь, решила я.

Наименьший козырь,

Двигатель парома, дрожащий под моими ногами, сбавил обороты и загудел тоном ниже, когда мы приблизились к берегу Аранбега. Я заложила карту в томик Лорки, засунула книгу в сумку и стала ждать, когда мы причалим.

 

Я оставила свой старенький пикап на обычном месте, на парковке за универсамом. Зашла в магазин и купила французскую булку и бутылку токайского. К этому вину меня приучила Джулия; теперь здесь заказывали токайское специально для меня.

— Собираешься работать ночью? — спросила Мери, владелица магазина.

— Ага.

Уже совсем стемнело. Я ехала по неровной гравийной дороге, делившей остров на южную и северную части: обжитую и пустынную. Чтобы добраться до Зеленого пруда, нужно свернуть с главной дороги на ухабистую грунтовку, которая вскоре превращается в подобие размытого сухого русла реки. Она кончается на подъезде к небольшому лесу полуторавековых сосен. Здесь я парковала машину и остальную часть пути, четверть мили, шла пешком — под высокими ветвями, которые беспрестанно покачивались, производя неумолчный шум, похожий на тихий рокот моря в безветренный день. Сосны сменяются березами; в рощице деревьев, похожих на выбеленные временем кости, растет папоротник высотой до колена. Еще сто футов — и вы выходите на берег Зеленого пруда и видите Уединенный Дом на сером островке, воплощенную мечту о безопасном убежище. Обычно именно здесь последние остатки моего страха улетучивались, рассеивались на прохладном ветерке при виде дома моего детства и деревянной плоскодонки на берегу в нескольких футах от меня.