– Очень хорошо. Вы пахнете, как мертвые хаоле.
– Очень хорошо. Вы пахнете, как мертвые хаоле.
– А что, – осведомился мистер Клеменс, – мертвые хаоле пахнут хуже, чем мертвые гавайцы?
– А что, – осведомился мистер Клеменс, – мертвые хаоле пахнут хуже, чем мертвые гавайцы?
Женщина не ответила. Она ни разу не улыбнулась, словно этого не позволяло ее высокое положение.
Женщина не ответила. Она ни разу не улыбнулась, словно этого не позволяло ее высокое положение.
– Берегитесь кабана, – сказала она неожиданно.
– Берегитесь кабана, – сказала она неожиданно.
– Прошу прощения? – переспросил мистер Клеменс.
– Прошу прощения? – переспросил мистер Клеменс.
– Пауна-эва и Нанауэ спят, хотя сон у них чуткий. Ку вряд ли учует ваш запах из-за масла кукуи. Но если вы встретите Камапуа, он надругается над тобой, вахте, и съест твою хихио.
– Пауна-эва и Нанауэ спят, хотя сон у них чуткий. Ку вряд ли учует ваш запах из-за масла кукуи. Но если вы встретите Камапуа, он надругается над тобой, вахте, и съест твою хихио.
– Съест мою хихио? – Я задумалась над возможным значением этого гавайского слова, но ни одно из них не показалось мне привлекательным.
– Съест мою хихио? – Я задумалась над возможным значением этого гавайского слова, но ни одно из них не показалось мне привлекательным.
– Твою блуждающую душу, – последовал ответ. – Душа становится хихио, когда покидает кино… тело. Если Пауна-эва убил вашего друга-кахуну, там будет его лапу.
– Твою блуждающую душу, – последовал ответ. – Душа становится хихио, когда покидает кино… тело. Если Пауна-эва убил вашего друга-кахуну, там будет его лапу.
– Лапу?
– Лапу?
– Его дух.
– Его дух.