Он разглядывал кухню, и чувствовалось, — она ему по душе. Комнатушка тоже приглянулась, особенно обои почему-то. И прихожая, и все прочее. Сергей знал — Бяша не завистлив, и все-таки ему было неудобно перед приятелем, будто он украл что-то или не по заслугам получил. А впрочем, кто знает, может, и не по заслугам.

— Хреново, конечно, когда к сорока уже, а своей конуры нету! — сказал вдруг Бяша фальшиво-веселым тоном. — А у меня в Москву разрешение только на сутки, вот так, — добавил серьезно, — завтра с утречка надо будет когти рвать в родные Палестины владимирские… Да садись же ты!

Сергей расставил тарелки — кажется, он приготовил все. Уселся, кусанул черняги. И уставился на Бяшу. Рюмки стояли наполненные.

— Вздрогнули?! — Бяша поднял свою, и по скатерти поползло темное пятнышко, разрастаясь, подползая к бутылке, стоявшей посреди стола. Пальцы у Бяши дрожали.

Сергей чокнулся, сказал:

— За встречу, за возвращение твое, давай! — и выпил первую. Не мог не выпить. Но тут же встал, убрал свою рюмку в шкаф.

— Понимаю, — проговорил Бяша, обтирая губу черной, тонкой коркой. — Я бы сам… да не судьба, видно. Пока есть что и где — буду! Мне завязывать без причины, мне перерывчики вовремя устраивают, не сопьюсь.

Он плеснул себе еще. Рука стала тверже, глаз не подвел.

— Скажешь, там не закладываете? — спросил Сергей, намекая на «перерывчики».

— Не скажу, ничего я тебе не скажу, Серега! И там бывает, редко, но бывает. Кто пофартовее, да позаконистей, тот может каждый день себе праздники устраивать, живут люди, не тужат. Только ведь я-то… — он опрокинул рюмку, сморщился как от царской водки — со слезами, с побуревшими веками, выдохнул тяжело, — я-то ведь — что здесь пустое место, что там. Никто, понимаешь, ни туз козырный, ни шестерка! Пустота, работяга бесплатный, червь навозный, мужик.

— Ладно тебе! — резко оборвал Сергей. — Не ной! Похуже твоего людям приходится, не жалуются!

Бяша сразу сменил пластинку, так, что Сергей не понял, правда ли, нет, тяжесть у него на сердце или ваньку ломает, а может, и то и другое?

— Эт я так, — мягко проговорил Бяша, — так, не обращай. Давай еще хлопнем! Сколько не виделись, скажи — не поверю!

Пальцы, все изукрашенные синими, расплывшимися наколками и белыми, мертвенистыми шрамчиками, с черной каемкой под короткими, обгрызанными ногтями, огромные и бугристые, теребили скатерть. Больше всего на Сергея давили эти натруженные, выставленные будто напоказ, мозолистые и шершавые руки. Но никакого «показа» не было, Сергей видел, что Славик стесняется своих рук, не знает, куда от них деваться.