Конечно, частички эти существуют, но только как они выглядят на самом деле, никто не знает. И не может знать — понятие видеть весьма относительно. Если бы люди видели в радиодиапазоне, то они выдели бы все по-другому. Никто не знает, как все на самом деле. И то, что называется массой, можно равно считать скоростью или цветом, если хорошенько пораскинуть мозгами. А так же можно описать ядерную реакцию в понятиях китайской эненргии ци. Так и с этими корпускулами — видны не сами частички, а результат их воздействия на приемник — мозг. Подобно тому, как слово «собака» не является собакой, а только обозначает ее.

Марго оглянулась и увидела, что прямо к ней направляется сторожиха, и глаза ее сияют, точно внутри ее головы горела бы лампочка. Коша напряглась, но решила сегодня не убегать от чудной женщины — та пугала ее, но и влекла, как первый половой акт и пугает и влечет девственницу.

— Иногда тут особенно тихо, — сказала старуха, остановившись рядом. — И покойно.

— Да, — кивнула Марго и заметила, что боль в руке стала утихать, хотя кошка поднялась и, потянувшись вернулась к хозяйке.

— Покой — это главное, — сказала старуха, и глаза ее засияли еще больше. — На глади пруда даже водомер оставляет круги. То, что внутри равно тому, что снуружи. Но ты ищешь снаружи то, что должна искать внутри.

Каким-то образом старуха оказалась совсем рядом и как-то незаметно ухватила Мар за разбитую кисть.

— О-ля-ля! — посетовала сторожиха и неуловимым движением дернула Кошин палец, стиснув сустав между своими жесткими, почти железными, пальцами Боль пронзила до самого копчика. Марго задохнулась, вырвала руку и хотела вскочить, но все тут же прошло, а старуха похлопала Марго по плечу и поднялась с корточек.

— Все, — сказала она. — Больше не будет болеть. А ты выбрось дурь их головы. Слушай тишину. Ищи белый свет.

Старуха медленно побрела к домику. Кошка побрела за ней, увиваясь вокруг ног. А Марго вдруг окунулось в яркое, совсем детское воспоминание. Воспоминание совсем из другой жизни. …В то утро маленькая Елизавета проснулась очень рано. Она поднялась с кровати, прошла мимо спящей бабушки, спустилась во двор и увидела, что небо было не то, чтобы черное, а его словно и не было вовсе. Только пустота, пронизанная золотистыми нитями. И все предметы — качели, тенисный стол, сараи, куриный вольер, старушечьи лавочки, палисадники и кроны каштанов в парке через дорогу — все было освещено ранним утренним светом. Елизавете Кошкиной всегда очень хотелось узнать, что находится за парком. И она решила сходить туда. Она миновала карусель, фонтан, пивное кафе, стадион и взрослые лодочки, повернула на тропинку и оказалась на деревенской улице. Это было совсем не похоже на тот город из которого Кошкина вышла. Она направилась дальше и вскоре увидела дом за ярким синим забором. Дверь открылась и на крыльцо вышла пожилая женщина, похожая на бабушку. Женщина пригласила Елизавету войти в дом и посадила за стол. У нее почему-то горел газ. Огонь разгорался все сильнее. Сквозняк качнул занавеску, и она загорелась. Кошкина закричала и… проснулась в своей спальне. За окном чирикали птички и было уже светло. Кошкина пошла умываться и забыла странный сон. А в полдень бабушка спросила внучку, не хочет ли она пойти на Парковые улицы за молоком и по дороге покататься на карусели. Елизавета обрадовалась, захлопала в ладоши и даже вспомнила сон. Помнится, она даже сказала бабушке, что видела Парковые во сне. Да-да… Но та не обратила внимания. И вот они отправились. Прошли через парк, мимо карусели, мимо фонтана, мимо пивного кафе, мимо стадиона и взрослых лодочек, повернули на тропинку и оказались на деревенской улице. И Елизавета узнавала все, что видела во сне… Вскоре мы подошли к дому, забор которого был выкрашен яркой синей краской.