— Какой?
— Я не знаю, кто это был. С ним разговоривала Аурелия! Мне неудобно было допытываться. Я боялся, что сестра догадается, что ты живешь у меня.
И Марго задумалась. Если это кто-то из Росии, кто-то знакомый, то какого он черта не назвался? Не назваться мог только один человек, и то… потому что она не знала его имени. Только ник. Но…
Нет-нет.
— Ладно! — сказала Марго. — Я очень устала. Ты будешь писать музыку?
— Да, — сказал Поль и громко потянул кофе. — Мне нужно закончить два трэка. Я обещал на студии.
— Ну ладно, — сказала Марго, устраиваясь на своей подстилке. — Ты тогда пиши, а я… — она громко зевнула. — Попробую поспать.
— А где ты была ночью? — спросил Поль с ехидством.
— А… Девчонки меня никак не отпускали, напоили виски так, что я проснулась только утром. Обмывали принятие меня на работу.
— А не у Андрэ ты была?
— Нет. Отстань, а?
Поль опять помешал кофе и опять спросил:
— А ты не хочешь выйти за меня замуж?
Ложечка стук-стук. Ложечка стук-стук. Ложечка стук-стук. Ложечка стук-стук…
— Я сейчас не готова обсуждать эту тему, — отмахнулась Марго и, решительно стянув джинсы, нырнула под одеяло.
Боже! Как приятно вытянуть ноги на чистом белье. Вот он смысл жизни! Чего она парится? Сидеть днем в «Големе», составлять картинки, получать капусту и вечером на чистую простыню Одной! Только одной. Иногда (в гостях у Андрэ) с Андрэ. И все! Вот он смысл жизни.
И Марго пришла непоколебимая уверенность, что вся эта песня про Человека-из-стены — разводка. Разводка-разводка-разводка. А «Линкольн»… С бодуна-то и не то можно увидеть.
Все. Спать. Вот и с Наполи все хорошо выяснилось. Ему подсунули отравленный холст…
— Давай, родим мне ребенка, — откуда-то издалека позвал ее Брат Поль, но Марго уже повернулась к стене и, закрыв голову подушкой, спала мертвецким сном человека, которого только что отпустил бодун.