Непонятно было, злится он или нет. Я отложила ложку и выключила горелку, обернулась — Кистен сидел, уронив голову на руки. Меня пронзило тревогой, потом жалостью.

— Пискари злился из-за той бальзамирующей жидкости? — спросила я.

— Понятия не имею, — прозвучал монотонный ответ. — О ней даже не вспомнили. Его рассердило то, что я сделал с рестораном. — В синих глазах, когда он посмотрел на меня, стояла боль воспоминания. — Он… он бушевал как зверь. — Страх и обида звучали в его голосе. — Он вырвал мои табуретки и столы, содрал жалюзи с окон, сжег новые меню и наказал моих официантов. Стива он чуть не убил. — Он прикрыл глаза, и едва заметные морщинки на лице стали резче, будто страдания всей жизни навалились на него в эту секунду. — Я не мог его остановить. Я думал, он меня тоже убьет. Это было бы хорошо, но он просто выбросил меня с прочим барахлом.

Как старое меню или использованную салфетку.

— Но за что, Кистен? — спросила я шепотом. Я должна была это услышать. Не преобразования Кистена в баре были причиной того, что сделал Пискари. Я в страхе осталась стоять на месте, держа себя за локти, но я должна была это услышать — пусть Кистен скажет мне правду, чтобы я могла ему верить. — За что он тебя выставил?

Потирая рукой ноющее ребро, Кистен посмотрел на меня. Помедлил, будто ожидая, что я догадаюсь сама.

— Он велел мне убить тебя, — сказал он, и меня пронзило страхом. — Сказал, что это единственное, чем я могу доказать свою любовь к нему. От Айви он доказательств не просил, — добавил Кистен треснувшим голосом, и его жажда моего прощения пролилась из него водой. — Я сказал нет. Я сказал, что угодно, только не это… и он засмеялся.

Тепло от горелки у меня за спиной не спасло меня от холодной дрожи. На лице Кистена мелькнул страх, но это было не безумие, а ужас осознания.

— Прости, Рэйчел, — зачастил он, — я не мог. Мне предстоит смерть. Он отдал мою последнюю кровь кому-то в подарок. Меня убьют и отвечать не будут. С этим я еще бы смирился. Норн выбросил меня из камарильи, и никто не пойдет против Пискари, поддерживая мое существование нежити. Это двойной смертный приговор. Первый быстро приведет в исполнение чужак, который высосет меня ради собственного удовольствия, а второй — медленно исполнит безумие.

Он встретился со мной взглядом, и я замерла, увидев сдерживаемый страх в постепенно расширяющихся зрачках.

— Это нехорошая смерть, Рэйчел, — прошептал он, нагоняя на меня холод. — Я не хочу сходить с ума.

Я почувствовала, как напрягаются все мышцы. Кровь. Он говорит о крови. Он не боится смерти, он боится того, что никто не сохранит его существования как неживого. И он ждет, что я помогу ему.