Первым вылетел из машины Ральф и с громким лаем умчался куда-то в глубину леса, темнеющего слева от огороженного забором карштальского парка. Хелька вывалилась через секунду после пса, торопливо проковыляла к воротам и, безутешно выкрикивая имя Клауса, стала биться всем телом об их узорчатый переплет. Ури мельком глянул в сторону «Пассата», чтобы удостовериться, что тот пуст, и, прихватив из бардачка полицейский фонарик, устремился вслед за Ральфом. За эти годы он привык доверять житейской мудрости верного пса.

Сперва Ури обошелся без фонарика – в лесу, озаренном отблесками все ярче разгорающегося пожара, оказалось не так уж темно. Он бежал наугад, ориентируясь на хруст веток под лапами пса, хоть его можно было запросто спутать с треском горящего рядом здания. Впрочем, бежать пришлось недолго, – лес расступился, открывая небольшую прогалину, полускрытую от пожарного зарева кружевной сенью обступивших ее деревьев. Там суетились какие-то неясные тени. Что-то темное взметнулось высоко в воздух, прозвучал одинокий выстрел, раздался громкий вскрик, за ним пронзительный собачий визг, и тени исчезли.

Ури посветил фонариком – прогалина поначалу показалась ему пустой. Однако, пошарив лучом по усеянному розовыми бликами пространству, он заметил за кустом в дальнем углу едва различимую, вяло копошащуюся массу и направил фонарик туда. Острый луч выхватил из мерцающей полутьмы серебристо-розовую голову Ральфа, тычущуюся в какой-то брошенный на землю продолговатый предмет. Выскочив из-за куста, Ури сосредоточил свет фонарика на этом предмете, мимолетно отметив про себя странную неподвижность нижней части тела пса. Но думать об этом было некогда, – он опознал предмет, в который зарылась дрожащая от возбуждения собачья морда. Это был человеческий труп, и Ральф, рухнувший почему-то рядом с этим трупом, лихорадочно облизывал слабо белеющее среди травы мертвое лицо.

Это могла быть только Инге, – кого еще мог облизывать Ральф с таким вдохновением? В два прыжка преодолев расстояние, отделявшее его от пса, Ури рывком отодвинул его голову и склонился над трупом. Ральф взвыл от боли, но Ури было не до него – он осветил фонариком лицо трупа, и обнаружил, что это вовсе не Инге, а неизвестный ему темноволосый мужчина с тонкими усиками над верхней губой. Может, это тот незнакомец, о котором рассказывала Хелька? То есть, Карл? Если да, то становилось понятным поведение Ральфа, который, не обсуждая пристрастий своей хозяйки, когда-то служил Карлу так же верно, как потом служил Ури.

Не вполне сознавая, что он делает, Ури вцепился пальцами в усики над губой трупа и рванул их на себя. Они отделились от кожи с легким треском, преображая мертвые черты неизвестного в хорошо знакомые черты Яна Войтека. Вдруг оголенные губы трупа дрогнули, и он со стоном открыл глаза – в них уже не было смысла жизни, а был какой-то другой, сокровенный, лишь ему одному ведомый смысл. Но Ури не стал вдумываться в переживания умирающего, он с силой тряхнул его за плечо и спросил о главном: