— Ты что, мысли читаешь? — спросила она очень тихо. — Откуда ты знаешь?

— При чем тут мысли? — ответила Феба. — Вы сами сказали, что этот город вам пригрезился. Значит, когда-то вы видели его наяву.

— Да, — согласилась госпожа, — видела. Очень давно. В детстве.

— Вы так хорошо помните детство?

— Лучше, чем нужно, — сказала старуха. — Видишь ли, у меня были большие надежды, и они не оправдались. Или почти не оправдались…

— Какие надежды?

— Я хотела построить новую Александрию. Город, где люди жили бы в мире и благополучии. — Госпожа пожала плечами. — А что получилось?

— Что?

— Эвервилль. Феба оторопела.

— Эвервилль? — переспросила она.

Какое отношение имеет безумная здешняя ведьма к ее спокойному, милому, мирному городку?

Старуха уронила очередное любовное письмо, которое хотела разорвать, и задумчиво посмотрела на огонь.

— Да. Ну что ж, ты тоже должна узнать правду. — Она перевела взгляд на Фебу и слабо ей улыбнулась. — Меня зовут Мэв О'Коннел, — сказала она. — Я и есть та самая дурочка, с которой начался Эвервилль.

VII

VII

Раньше маршрут праздничного парада был простой. Он начинался на Поппи-лейн возле булочной Сирса, потом сворачивал на Эйкерс-стрит, оттуда на Мейн-стрит. Потом па рад шел по Мейн-стрит — примерно около часа — до главной площади, где и завершался. Но с годами масштабы росли, и в начале восьмидесятых пришлось придумывать новый маршрут, чтобы удовлетворить ожидания и участников, и зрителей. Общественный комитет фестиваля, просидев с шести почти до полуночи в продымленной комнатке над офисом Дороти Баллард, нашел простое и мудрое решение: па рад начнется у здания муниципалитета, пройдет через весь город и, описав полный круг, вернется туда же. Таким образом, путь процессии удлинялся втрое. Мейн-стрит и городская площадь, разумеется, оставались центральным местом шествия, но тамошним зрителям теперь придется еще дожидаться парада. Для самых нетерпеливых и для родителей с детьми предусмотрены открытые кафе на боковых улочках, прилегающих к Мейн-стрит. Там они смогут поесть, выпить и послушать музыку, да и видно оттуда неплохо — лучший вид только со столбов и подоконников.

— Оркестр сегодня в ударе, — сказала Мейзи Уэйтс, обращаясь к Дороти, когда они стояли около ресторанчика Китти и смотрели, как шествие медленно подходит к перекрестку.

Дороти просияла. В жизни не слышала слов приятнее и вряд ли гордилась бы ими больше — так подумала она про себя, — даже если бы была родной матерью всех музыкан тов. Но вовремя сдержалась, решив что подобное замечание лучше оставить при себе. Вслух она сказала: