– Ты понимаешь, что это пособничество серийному маньяку?
Рядом с оградой, где я лежал, милиционер в штатском разговаривал со сторожем кладбища, которому я покупал две бутылки водки.
– Так я ж. Я ж только могилу и показал.
– «Я ж, я ж», – передразнил мент сторожа. – Только бухать, собака, и можешь. У тебя на кладбище четыре детских тела находят и выкопанный непонятного происхождения труп, а ты ничего сказать не можешь. Кондратюк!
– Я, товарищ подполковник.
– В отделение вот этого.
– Слушаюсь.
– С области еще не приехали?
– Приехали. И со Столицы тоже.
– Замечательно, блядь. Теперь нас уволят всем скопом, – голос у подполковника был злым и одновременно испуганным.
– Товарищ подполковник! – раздался голос еще одного подбежавшего. – Приехали кинологи.
– Замечательно. Они, блядь, еще б завтра приехали!
– С Житомира ехали…
– Так не с Сахалина ведь! Здесь четыре детских трупа, а они телятся по хер знает сколько часов. Давай подгоняй их, – компания во главе с подполковником отошла, и я остался в относительном одиночестве. Хотя со всех сторон продолжали разноситься голоса.
Отлично я поспал.
Вдали раздался лай собак. А вот теперь точно жопа. Я представил картину: менты спускают собак, и те, особо не утруждаясь, не только берут мой след, но и находят меня прямо у них под носом. Вокруг оградки, где я сейчас лежу, собирается толпа ментов, но никто из них не спешит отзывать собак – псы (скорее всего, немецкие овчарки) разрывают меня на части, и только когда крови становится больше нормы, звучит зычный приказ подполковника (он уже не испуган, а, напротив, горд собой), чтобы псов отозвали, и настает очередь задержания. Меня бьют палками, кидают окровавленного в машину, затем бьют в отделении, и только когда я стану инвалидом, начнется формальный допрос. От этой картины у меня стала активно выделяться слюна. К тому же лай собак становился все ближе и все агрессивнее.
– Ну что там?! – совсем рядом раздался крик.
– Что-то взяли.
У меня в штанах сжались яички. Похоже, Анилегне я не достанусь.