— Я ничего не буду рассказывать! — отрезала Алина. Жора огорченно покачал головой.
— Аля, тебе придется. Уж не знаю, что ты там натворила в своем прошлом… нож и цветы… хм-м… но мы-то все вывалили, и, как видишь, ангелов здесь нет. Ольга так вообще… хотя о покойниках плохо нельзя…
— Я ничего не буду рассказывать!
— Аля, это не только нечестно, но и подозрительно. Ты ведь этим прямо подписываешься под убийствами!
Снова смешок — жесткий, стылый, словно удар железа по железу на сильном морозе.
— Ну так заприте меня! Вы уже запирали одного! Сильно вам это помогло?!
— А-а, значит уже «вам»? — протянул Виталий, внимательно глядя, как ее правая рука медленно, почти неуловимо плывет вниз. Зарождалось какое-то движение, мысленно он уже почти видел, как она разворачивает бедра вправо, в чуть опустившихся плечах и легкой сгорбленности угадывался будущий наклон вниз — скорее всего с сильным сгибанием коленей. Зарождался какой-то поступок. Что она хочет сделать? — Себя уже отграничиваешь?
— Разумеется. Потому что я-то точно знаю, что убийца кто-то из вас!
— Тебе лучше все рассказать.
— Нет!
— Так мы тебе поможем! — рявкнул Алексей, устремляясь вперед, следом неуверенно, точно оживший баобаб, качнулся Жора, потом кинулись остальные.
Дальше все произошло очень быстро и суматошно.
Алина стремительно наклонилась, и ее рука скользнула под ковер за креслом. Виталий, вроде бы бросившийся к ней вместе со всеми, вдруг слегка развернулся, и теперь было непонятно, хочет ли он схватить Алину или Алексея.
Рука Алины вынырнула из-под ковра, и следом за ней серебристой лентой вытянулся пропавший кэн. Клинок со свистом рассек воздух перед самым лицом Евсигнеева, уже тянувшего к ней свои руки, и Алексей тотчас же дернулся назад и заорал, прижимая окровавленную ладонь к носу, с кончика которого лезвие с хирургической точностью срезало кожу. В тот же момент подоспели все остальные, кроме Кристины, которая с неожиданным проворством метнулась в угол.
Алина стремительно и легко, словно ртутная капля, проскользнула сквозь набежавших товарищей по несчастью. Движения ее были воздушными, почти неуловимыми, отмеченными лишь серебристыми вспышками меча, полосующего воздух, то взлетая, то ныряя куда-то вниз, послушно подчиняясь держащей его руке. Все заняло не больше десяти секунд — десять секунд мелькающих тел, серебристых взблесков, свиста воздуха, треска ткани, удивленных вздохов и болезненных возгласов.
На середине комнаты она остановилась, крутанувшись назад, и теперь стояла боком к двери, дорогу к которой преграждал неизвестно откуда там взявшийся Воробьев, державший наперевес тонкую стальную ножку торшера с обрывком провода. Острие меча в вытянутой и чуть приподнятой руке Алины указывало на балконную дверь, левая, согнутая в локте рука чуть подрагивала в воздухе. На лице дрожали напряжение и хищный азарт.