Я увидел Жорку!

Я не сумасшедший…

В голове вдруг промелькнула яркая нелепая мысль-картина — Алексей, хихикающий и завывающий здесь, на полу, и забаррикадированная дверь. В дверь стучат, и насмешливый Жоркин голос произносит:

— Ку-ку! Сидишь, стрелок херов?! Промахнуться в такую большую голову! Козел ты, Евстигнеев, просто козел! Жалкий, дряхлый, глупый клоун!

Или что-нибудь в этом роде.

А как отреагировал Алексей? Заорал от ужаса?

Вряд ли.

Скорее всего, прошипел бы:

— Евсигнеев! Моя фамилия Евсигнеев! А ты…

Дальше бы последовал взаимный обмен бранью. Наверняка. И тут Жора был бы на высоте. Огонек безумия в Алексее давно уже превратился в неплохой костер, и Жоре бы ничего не стоило раздуть этот костер в ревущее, бушующее пламя.

Он бы открыл ему дверь. Открыл бы. Увидеть. Убедиться. Убить снова.

А может, напротив, чтобы успокоиться. Попросить прощения. И с облегчением сознавать, что убийцей больше не является. Реабилитироваться в глазах остальных — мол, психанул, простите козла, больше не буду. Ну, пострелял слегка, бывает.

Правда, во второй вариант практически не верилось.

Ну, а потом Жоре ничего не стоило оглушить Алексея, уложить его на пол, взять шар, размахнуться и…

Только маленькая загвоздка.

Жора мертв.

Вот если бы он вдруг ожил, все бы очень замечательно подошло.

Но он мертв.

И Олег не кажется сумасшедшим.

А в окне она видела Виталия. Виталия с чужим взглядом и чужой мимикой.