— Под конец ты своими вопросами и вовсе сдвинул ее с темы. Теперь…

— Ну, Настенька… — Вадим бросил бумаги на соседний стол и вплотную придвинулся к редактору. — Ну наверняка ведь можно что-то исправить. Ну хочешь, я прямо сейчас звякну твоей Личанской, и пусть она меня…

— Дурак! — резко бросила Анастасия Андреевна и попыталась выпрямиться, но Вадим, старательно улыбаясь, оттолкнул ее обратно к столу, что удалось ему не без усилия — редактор была женщиной крупной и на несколько сантиметров его выше. — Не липни, нечего! Нашел место!

— Да ладно, все свои… Ну, не сердись, Настюша, от злости кожа портится… Ну, ударь — хочешь?! Только не по лицу и не по…микрофону, — успокаивающе бормотал Вадим, а его руки уже скользили по лайкровым ногам начальницы, неназойливо, но уверенно тянули вверх край узкой юбки. Анастасия Андреевна крутила головой, уклоняясь от губ молодого журналиста, и жарко шипела, отклоняясь все дальше и дальше к столешнице:

— Отстань! Да прекрати! Обалдел что ли?! Пусти! Ты головой-то думай иногда! Еще не хватало — меня на рабочий стол заваливать, как девчонку сопливую! Вылететь хочешь?!

При желании она без труда могла бы оттолкнуть его и уйти, но Вадим знал, что редактор этого уже не сделает. Ее выражение лица и движения начали резко менять полярность, злой лед в глазах взломался, выпустив на волю горячую масляную страсть, и женщина уже не столько отбивалась от Вадима, сколько прижимала его к себе, а он продолжал шептать:

— Да ладно… ну что ты… Ну, ведь хочешь, да? Хочешь?! Ну, давай, а?! — пальцы одной руки Вадима зацепили резинку ее колготок, в то время как пальцы другой привычно освобождали из петель пуговицы яркого пиджака. — Ну, как ты хочешь?..

— Дверь хоть закрой!

Ну наконец-то! Как нос чешется! И когда она перестанет поливать себя этими мерзкими духами… «Сюр»… «Де сюр»… не помню. У Ларки запах не в пример приятней…

Вадим подчинился и запер корреспондентскую. В отличие от редактора ему было как-то все равно — зайдет сюда кто, не зайдет… Главное, чтобы стол выдержал, благо на нем он еще у Анастасии Андреевны прощения не просил ни разу. Стол был красивый, черный, блестящий, дорогой.

Но стол выдержал. Он стоял в корреспондентской уже год и видывал всякое.

Двадцать минут спустя Анастасия Андреевна слегка вспотевшая и раскрасневшаяся, тщательно накрасила губы, еще раз осмотрела себя и потянулась за бумагами, которые Вадим бросил на соседний стол.

— Я временно прощен? — осведомился журналист, приглаживая разлохмаченные любвеобильным редактором волосы. Женщина улыбнулась ему снисходительной сытой улыбкой и начала перебирать бумаги.