Не слушая больше глупых разговоров, генеральша стремглав бросилась к выходу. За стеной раздавались сатанинские взрывы хохота.

Но как только сестра исчезла, Сергей Васильевич как-то сник, погрустнел, словно некто выключил его зловещую веселость, как граммофонную пластинку. Еще один ход, приближающий его к главной цели, еще одна гримаса боли, но так задумано тем, кто сидит внутри. А надо ли ему? Он не уверен. Но в принципе неплохо сочинено, срежиссировано, разыграно. Сестру, конечно, жалко. А почему, собственно? Да потому, что хотя тот, кто сидит внутри, полностью завладел его разумом, его волей, но капелька человеческого все-таки осталась. Сейчас эта капелька обернулась жалостью. Глупое чувство, недостойное оборотня.

Он усмехнулся. Он редко позволял капельке человеческого становиться именно этим чувством. Значительно чаще, нет! Даже несравненно чаще эта слезинка оборачивалась тем, что у людей называется… Как называется? Любовью? Но это не любовь. Похотью? Но и это не совсем подходящий термин. Или в этом у него с тем, кто сидит внутри, основная точка соприкосновения? Еще один звериный инстинкт? Но на этот раз отнюдь не побочный, а основной. Любовь и смерть. Два главных инстинкта, которые правят миром.

Он неторопливо прохаживался по дому. Где это все произойдет? Он еще не решил. В зале. Там просторно. Сергей Васильевич задумчиво осмотрел стены, покрытые дорогими обоями, несколько старинных гравюр сочетались с серебристо-серым тоном обоев. На одной из гравюр изображена сцена медвежьей охоты. Огромный зверь явно не желает становиться добычей. Скорее наоборот. Добычей он считает самих охотников. Один, уже растерзанный, валяется на земле, другой, в берете с пером, пытается удрать. Вставшая на дыбы лошадь, оскаленные пасти собак… Картинка, похоже, нравилась тому, кто сидит внутри, поскольку Сергей Васильевич чаще, чем на остальных, задерживал на ней взгляд.

А может быть, тот, кто сидит внутри, мстит за своих собратьев, уничтожаемых людьми? Ведь медведей осталось совсем немного. Такие предположения изредка рождались у Сергея Васильевича, однако он понимал: понятие мести несвойственно тому, кто сидит внутри. Как несвойственны ему понятия жестокость или милосердие. Гнев – да, ярость – да, но не жестокость. Эти чувства присущи исключительно человеку. Правда, утверждают, что хорек иногда душит кур или волк режет овец больше, чем могут съесть. Но вряд ли на эти поступки их толкает удовольствие от собственной жестокости, скорее всего постоянный голод, желание насытиться на всю оставшуюся жизнь. Только люди получают наслаждение от жестокости.