Светлый фон
— Я понимаю, с одной стороны, это — привилегия, — уговаривал он сам себя, аккуратно копируя лежащий перед ним образец. Его маркер выводил: «Мир… Гармония… С любовью, Элла» — на каждой фотографии. — Иногда мы пользуемся специальной машинкой, которая ставит подписи, но мне нельзя к ней подходить — она всегда ломается, если я к ней притрагиваюсь. Конечно, Элла не может подписывать их все сама. Ей надо молиться. Директор говорит, каждая молитва спасает одну жизнь. Для того, чтобы достать из коробки снимок, положить перед собой, надписать, вложить в конверт, требуется около двадцати секунд; еще по крайней мере сорок уходит на то, чтобы разобрать обратный адрес, и правильно его скопировать. Уже минута. А на то, чтобы прочесть молитву, уходит меньше минуты. — Он отбарабанил «Отче наш» без единой запинки, и без малейшего выражения. — Восемнадцать секунд. Так что можно на это и так посмотреть — каждый надписанный и запечатанный мной конверт дарит ей время на три молитвы. А это — три жизни… Но меня, если честно, беспокоит вот что: что бы люди подумали, если бы узнали об этом? Они получают фото Эллы — и это, должно быть, много для них значит: думать, что именно Элла написала эти слова, оставила на них отпечатки своих пальцев… Может быть, в этих отпечатках заключена часть ее силы — как бы неповторимая частица ее самой. Может быть, эти мысли помогают им поправляться. Так что с этой точки зрения я — что-то вроде мошенника, а то и похуже. Что, если кто-то по-настоящему многого ждет от этой подписи? Действительно медитирует над ней, пытаясь извлечь из нее целительную силу Эллы — а ее там и нет вовсе, потому что это всего лишь моя подпись, и мои отпечатки?.. И может быть, они не получат исцеления. А может, все-таки исцелятся, но лишь благодаря собственной воле к исцелению, инициированной их верой. Ведь Элла никогда не прикасалась к посланным им фотографиям…