Гаспаро встал и затоптался на месте, не зная, что тут еще можно сказать. Поскольку Ракоци все молчал, он сердито добавил:

— Это значит, что он едет сюда. Он хочет ограбить вас, если не задумал чего-то похуже.

— Я понимаю.

Спокойствие Ракоци возмутило Гаспаро.

— Это все, что вы можете сказать в ответ на такое известие?

Ракоци потянулся к свечам и стал обирать с них нагар.

— Поверь, я очень обеспокоен. Но сейчас наступают сложные времена. Собственно, они уже наступили. Честно скажу, я удивлен твоим приходом ко мне. Я бы не осудил тебя, если бы ты поступил по-другому.

Гаспаро оторопел:

— Но я ведь давал клятву.

В подтверждение своих слов он ударил себя кулаком по колену. Ракоци медленно встал.

— Клятвы нарушаются каждый день, тысячи людей отрекаются от своих слов, нисколько тем не смущаясь. Вспомни о Божьих заповедях и убедишься, что сплошь и рядом не соблюдаются и они.

Гаспаро глубоко вздохнул и закашлялся, потом, тяжело покряхтывая, встал на колени.

— Что ж, чему быть, того, видно, не миновать.

Теперь Ракоци изумился по-настоящему.

— Что ты хочешь этим сказать?

Гаспаро расправил плечи:

— Я готов. Приступайте, хозяин. Каким бы ни было наказание, я его терпеливо снесу. Я виновен. Я проглядел Лодовико! Я не должен был допускать его до работ.

Голова старого мастера опустилась. Растроганный Ракоци не знал, плакать ему или смеяться. Но паузу нельзя было затягивать, и потому он строгим тоном сказал:

— Немедленно встань, Гаспаро. Я уже говорил, что ни в чем тебя не виню. Более того, я очень тебе благодарен. Ты сделал все, что мог, и даже с лихвой. Встань сейчас же, иначе я и вправду обижусь.

— Вы не станете меня наказывать? — недоверчиво спросил Гаспаро. — Я знаю, что слуг порют и за меньшие промахи.