Они еще раз поцеловались, и это ей показалось естественным. Их тени поцеловались тоже — в квадратике света, идущего от окна. Он помолчал, потом уронил обреченно:

— Ах, Деметриче! Чем мне доказать вам, как много вы значите для меня?

Она глядела на него и тряслась, у нее прыгали губы.

— Господи, да вы же замерзли! — встревожился Ракоци. Он снял с себя плащ, подбитый беличьим мехом, и быстрым движением укутал ее.

Ей стало тепло, она благодарно вздохнула и неожиданно для себя рассмеялась.

— Если бы вы сразу сделали это, я, возможно, не стала бы вас кусать.

Он улыбнулся в ответ.

— Я растерялся. Я очень тревожился, Деметриче.

Она кивнула и о чем-то задумалась. В глазах ее промелькнула тень. Его глаза тоже стали серьезны.

— Когда очередное письмо не пришло, я стал сам не свой, я не находил себе места. Мне надо было выехать сразу, а я все на что-то надеялся, все ждал каких-то вестей. Узнать обо всем мне помогла случайность. — Он нахмурился и досадливо дернул щекой. — И вот я здесь, но эти стены, карина… Они чересчур отвесны, вам не спуститься по ним. Вам придется еще потерпеть, но не отчаивайтесь, прошу вас. Пройдет какое-то время — и я вытащу вас!

Она отмахнулась, все это было не важно. Она не знала, как подступиться к вопросу, которой всерьез ее волновал:

— Скажите, то, что вам… присуще, это… ммм… сопряжено с чем-то отталкивающим?

Ракоци понял, что она имеет в виду. Он сглотнул подкатившийся к горлу ком и осторожно ответил:

— Нет. Если только… вам не отвратителен я.

— Но… — Она запнулась, но тут же переборола себя. — После всего, что у нас будет… я стану такой же, как вы?

Он позволил себе улыбнуться.

— Не после первого раза. И даже не после второго. Это может произойти лишь в том случае, если мы… зайдем за черту. Или если вы захотите не только давать, но и брать.

Нахмурившись, она принялась обдумывать эти слова, шевеля беззвучно губами, словно прилежная ученица, повторяющая урок. Она так увлеклась этим процессом, что не сразу почувствовала, что его рядом нет. Он передвинулся, он отступил, чтобы дать ей время принять решение, и жаркая волна благодарности затопила ее.

Она посмотрела ему в глаза, и стены кельи раздвинулись. Потолок сделался небом, пол — океаном, тюфяк, набитый соломой, — обетованной землей. Не говоря больше ни слова, они шагнули друг к другу. Ракоци принялся расплетать ее тяжелую косу, она, не двигаясь, ожидала, прижимаясь к нему.

И все же какая-то неловкость не исчезала. Деметриче вздрогнула, когда его горячие руки коснулись ее груди.