— Как раз подоспела к лондонской чуме и пожару, — изрек Доминик.

— Да, и эти несчастья пощадили в семье лишь троих. Выжили только Софрония с братом Уильямом и их матушка, Хана. Ужасные, если вдуматься, времена! Впоследствии Уильям пережил четырех жен, что произвели на свет восемнадцать детей, Софрония родила шестерых, и даже Ханна, повторно выскочив замуж, сподобилась трижды разрешиться от бремени. Мать Ханны звали Лукрецией, она родилась в тысяча шестьсот двадцать девятом году. Ее мать, Сесилия, — в тысяча шестьсот седьмом году, но разговор пойдет о ее родительнице — Сабрине, каковая, в чем вы сами теперь убедились, и впрямь является девятой прабабкой моей двоюродной бабки Серены. — Рассказчик вновь усмехнулся. — Лукреция была не очень-то счастлива. Девчонку тринадцати лет выдали за распутника, которому уже было за пятьдесят. В разных флигелях своего основного поместья он содержал двух любовниц, а сколько кишело там девок — никто и не помнит. Не удивительно, что характер бедняжки стал портиться, по поводу смерти одной из ее камеристок даже проводилось дознание. Выяснилось, что девушка умерла от побоев, однако судьей выступал сэр Эгмонт Харди, и он…

— Чарльз! — взорвался кузен.

Уиттенфильд кашлянул и возвел глаза к потолку.

— Вернемся к Сабрине. Хм-м… В тысяча шестьсот десятом году ей стукнуло двадцать, она состояла в браке с сэром Джеймсом Гросситером, армейским капитаном. Сесилии было тогда три года, а мальчику, Герберту, исполнился год. Не очень легко выносить на ваш суд дела давних лет, однако сэр Джеймс что-то там натворил, рассорился с собственным батюшкой и бежал на континент, что, учитывая времена, было полнейшей глупостью. Он попытался служить, но вновь оступился, его схватили и заточили в тюрьму, а Сабрина осталась одна с двумя детьми в чужой стране — без всякой помощи и поддержки.

— Ну, женщинам в таких обстоятельствах свойственно добывать себе пропитание лежа, — заметил один из гостей. — Стыдиться за давностью лет тут особенно нечего, как не о чем и толковать.

Уиттенфильд покачал головой.

— Большинство мужчин предпочитают разговорчивых шлюх, а Сабрина почти не знала французского и была все равно что немая. Да и дети путались под ногами. Несколько итальянских песенок, разученных в детстве, к ней никого не влекли. — Он допил вино и облизнул влажные губы. — Она совсем обезумела от горя, не зная, куда ей пойти.

— Вот они — женщины, — фыркнул презрительно кто-то.

— Вам кажется, что мужчина в такой ситуации смотрелся бы лучше? — спросил шестой гость, поворачиваясь на голос. Ему не ответили.