— Они уже согласились, — прошептал Батхату Сотхос, а Нексумет Атео попытался выразить мнение остальных.

— Санх Жерман пробыл здесь дольше любого из нас. Мой дед рассказывал, что видел его, когда был мальчишкой. Судя по записям, он появился тут очень давно, и нам повезло, что такой человек будет главенствовать в храме. — Юноша уставился в пол, смущенный собственным выступлением, которое, впрочем, не заставило замолчать Уекуре Удмеса.

— В древних записях упоминается о неком чужеземном рабе, ухаживающем за умирающими. Санх Жерман тоже чужеземец и тоже ухаживает за умирающими — но тот ли он человек? — Жрец скептически оглядел окружающих. — Описание совпадает, но кто поручится, что в него не внесли изменения?

— А ты когда-нибудь слышал, чтобы жрецы Имхотепа переделывали свои записи? — тихо спросил Санх Жерман, обкладывая лицо умирающего прохладным компрессом. По дыханию старика было ясно, что бдение служителей Имхотепа подходит к концу.

— В летописи говорится, что у того раба были шрамы, — не отступал от своего Уекуре Удмес. — Широкие безобразные шрамы.

— Не сомневаюсь, что ты провел кропотливое изучение свитков, — сказал Санх Жерман, по-прежнему пристально глядя на лежащего перед ним старика.

— От нижних ребер до основания таза, — добавил Уекуре Удмес.

Санх Жерман невольно вздрогнул. С тех пор как ему вспороли живот, прошло более тысячи лет, но он прекрасно все помнил.

— У тебя ведь есть шрамы, Санх Жерман? — вскинулся Нексумет Атео. — Точно такие же, правда?

— Да, — подтвердил Санх Жерман.

Он положил ладонь на грудь умирающего и, ощутив, что та вздымается все слабее, кивком головы показал на свиток, лежавший у подножия статуи Имхотепа.

— Думаю, Пама Йохут, ты можешь начать чтение.

Пама Йохут безмолвно склонился и развернул папирус с обрядовыми молитвами.

— «Каждый день завершается по воле богов, — забубнил он нараспев, — как и все завершается по их желанию, приходя к предначертанному концу. Для тех, кто послушен воле богов, этот конец является частью начала, гранью дарованного им драгоценного камня. Все деяния человеческие известны богам. Ни один наш поступок не предается забвению…»

— Санх Жерман, — пробормотал верховный жрец.

— Да, великий учитель.

— «…Хотя Ба и Ка приходят на суд к Осирису еще до того, как Маат, Тот и Анубис».

— Не отступайся от нашего дела. И никого не слушай. — Батхату Сотхос говорил так тихо, что голос его походил на шелест высохшего тростника.

— Не отступлюсь, — пообещал Санх Жерман.

— «…Когда наступает покой», — завершил чтение Пама Йохут. Он замолчал и лишь тогда, когда преемник усопшего отошел от скорбного ложа, позволил свитку свернуться.